заросли, пока они не расступились, и она оказалась на песчаном берегу ручья. Одним движением руки распустила узел волос на голове, скинула пояс с туники и, сняв с него нож, шагнула вперед и опустилась на колени. Перед собой немедленно острием лезвия начертила замкнутый круг и, собирая воедино все свои силы, стала вглядываться в поверхность песка, мысленно создавая в замкнутом круге образ Главка, отчетливо рисуя его таким, каким видела сегодня. Все пристальней и напряженней вглядывалась в созданный образ, силой воли удерживая его перед своими, грозящими ему глазами. «Я не дам тебе выйти из моего круга» – прошептали ее побледневшие губы, обращаясь к нему.
Она создавала связь между собой и образом Главка; будто схватив его рукой за горло, не давала ему отвернуться и вырваться из ее тисков, и все сильнее вонзала в него свое внимание. Напряженно задрожало все ее тело, с губ начали срываться невнятные слова, но она уже не слышала их; перед ней быстро сгущалась тьма… накрыла все вокруг… остались лишь она и ее враг – она глядела ему в глаза.
Обеими руками сжала рукоятку ножа и вдруг начала наносить удары по изображению Главка – стремительно и глубоко всаживала в него лезвие.
Наконец отняла руки от рукоятки, оставив нож торчать в круге и, задыхаясь, приходя в себя, вскинула голову, смотря в небо – первый красноватый отблеск заката появился на взбитых в белую пену облаках.
Медея с трудом встала и, пошатываясь, вошла в ручей, чтобы перейти его, но тут же остановилась – стояла, бессильно опустив руки и слегка согнувшись. Ступни ее омывала текучая теплая вода, а глаза глядели в глаза ярко проглянувшим звездам. Ощутила, как на землю навивается вечер – словно нить на кокон шелкопряда. Голова слегка кружилась, сознание то прояснялось, то затуманивалось, как луна в тучах. Будто перед священным безумием темнело в глазах, и терялось ощущение себя. С силой натягивались все чувства, будто тугой огромный лук, сгибаемый могучими руками. Гладь светло-серого, почти белого, неба стремглав прочертили черные полосы изломов и, в зиянии расширяющихся бездн она, наконец, увидела то, что ей необходимо…
В Коринфе стража до вечера усмиряла народный бунт, и ночь накрыла улицы более или менее усмиренные. Воины, посланные Главком, в доме и на дворе среди тел убитых Медею не нашли, лишь привели в царский дом пришедшего в себя после удара по голове, убитого горем Ясона. Куда делась Медея, он сказать не мог, да и вообще от горя потерял дар речи. Он сидел, согнувшись, закрыв лицо руками и полой плаща.
Главк велел с утра разослать по всем направлениям погони за бежавшей колдуньей, и схватить ее до того, как она успеет выйти за пределы его царства. Отдав приказ, Главк милостиво посмотрел на Ясона и сказал ему:
– Мой царский гнев пылает на твою жену, а не на тебя, Ясон. Моя земля не для таких, как она. – Он язвительно улыбнулся над горем Ясона. – Зачем тебе горевать о смерти детей от колдуньи? Ты теперь