с берега на берег плюнуть можно.
– Это пока. Река Итмень не как другие реки и разливается не весной в половодье, а в середине лета, когда сходят снега на Дорогобужском перевале у Голым-горы, – пояснил воевода, – В изок26 её и не узнать. Могучая становится она. Там, – Всеволод указал рукой на запад, в сторону синеющего вдалеке горного хребта, – в ущельях на стремнине, несёт на себе камни с коня величиной. Крушит отроги скал. А здесь перейти на другой берег не стоит и пытаться. Итмень, она навроде вас, кудесников. Хоть и обычная на вид тихая протока, а копнёшь поглубже, так своя причуда.
– Надо же… интересно было бы послушать, какая-такая в нас причуда? – недовольно прищурилась волховуша, но Всеволод этого не заметил и продолжил:
– Я говорю о колдовстве. О Силе вашей. Она ведь простым смертным неведома, чужда и страшна. Деревенский мужик о плуге привык думать, о страде, ему и не понять, каким богам, хозяевам и интересам волхвы в очередной раз служат. Какую волошбу творят. Нет ему до того дела. Сказать по правде, как и ворожеям до простого крепача. Может я не прав, только вашего брата чаще встретишь на дворцовых пирах, чем на пашне в поле. Говорят, даже в чертогах Калиградского князя вежливец сидит одесную престола.
– И что с того? – морокунья гневно сдула непослушную прядь со лба. Подбоченившись вызывающе глянула на воеводу, – Коль у Ксарсагора Калиградского достает ума прислушиваться к советам дельным, мудрым, не следует его в том винить. Может, следуй все его примеру, и усобиц было б на Гальдрике поменьше, и простому люду жилось легче. Хоровод хочет изменить мир к лучшему, привнести в него порядок, а этого не сделать, стоя за сохой. Мы защищаем людей от тьмы, что прячется не только в Бездне, но и в них самих. Об этом ты не думал?
– Оно, конечно так. В сплочённости сила, и недавняя война это доказала. Только злые языки болтают, что, дескать, колдун столишный на самом деле городом и правит. Что Хоровод с годами всё сильнее забывает, для чего был создан. А кудесники, заместо служения богам, лезут в дела государственные…
– Значит вот, как ты обо мне думаешь? – холодно, даже как-то зло сказала Врасопряха, – Мол странная, чудная волховуша, которая не только может чары колдовать, да ложкою помешивать в котле со смрадным зельем, но и козни строить? Мол, и в поход-то с нами пошла, только лишь за тем, чтоб выслужиться перед князем. Корыстница, что так и грезит поблажек Хороводу выбить? Или может более того… сесть одесную престола?
– Не то я хотел сказать, – смутился Всеволод, понимая, что слова его были истолкованы неверно.
– Разве? Ежели всё не так, как говоришь, то почто в глаза мои не смотришь, Всеволод? Почто дичишься, отводишь взгляд?
Врасопряха, вдруг ухватила руку воеводы и, крепко сжав в своих ладошках, поддалась вперёд.
– Неужто, боишься меня? Как другие?
Окольничий, пересилив себя, посмотрел в лицо Врасопряхе. Узкое, немного удлинённое. Не по-крестьянски бледное, с кожей гладкой, туго обтягивающей