это не про нас. Двум смертям не бывать, а одной не миновать, так что неча и переживать!
– Ага, век коротать нужно так, чтоб было о чём вспомнить, – поддакнул Синица. Подставив лист лопуха, он ножом срезал на него пласт мяса с туши над огнём. Облизав выпачканные жиром пальцы, опричник принялся аппетитно уплетать оленину.
– О подвигах ратных, – поддержал его Горица.
– О порубленных врагах и добыче славной, – подхватил Некрас.
– О хмельных пирах, – пережёвывая мясо, невнятно добавил Семка.
– О девках, которых поимел, – тихо закончил Куденей, покручивая на пальце массивный перстень с родовым гербом.
– Вижу планов у вас в избытке, – прищурившись, усмехнулся Всеволод, – даже удивительно, как вы находите время стезёй опричников идти. Тех, кто должен, не жалея себя, блюсти интересы князя, служить Марь-городу. Нести порядок, покой и справедливость его жителям. Быть примером для других. Как там в вашей клятве – «кусать врагов отчизны как собака и метлой мести их из страны». Я действительно не понимаю, когда вы успеваете соблюдать обеты, раз заняты настолько, что некогда отереть опревшие спины собственных коней. Разве что в перерывах между подвигами да имением девиц.
Бояре у костра смолкли, глядя на Всеволода злыми, пьяными глазами. В глазах Митькиной стаи опасно заиграли всполохи коста.
– Что тебе нужно воевода, – тихо процедил Тютюря, разом растеряв всё своё радушие. Калыга перестал улыбаться, и красные пятна алкогольного румянца неприятно проступили на его лице.
– Пётр. Я ищу княжича. Где он?
– Здесь его, как видишь, нет. Загляни в шатёр. Наша брага для младого княжича, оказалась слишком крепкой.
Всеволод про себя отметил, с каким презрением Калыга назвал Петра княжичем. Но ничего не сказал. Бояре, как и их потомство, всегда недолюбливали Ярополка за крутой нрав, за несговорчивость и отсутствие стремления потакать их желаниям. И нелюбовь эта априори перекочевала на его сына. Пусть барчата кланялись и лебезили перед юношей, но за спиной скалили зубы подобно загнанным в угол бирюкам. Вот только юный княжич, похоже, этого не замечал. Однако Всеволод был уверен, Пётр со временем сам поймёт, где искать настоящих друзей. Людей, на которых можно положиться. Тех, кто говорит правду в глаза, даже зная, что она может не понравиться. Тех, кто прикрывает в бою спину, а не пытается воткнуть в неё кинжал. Он должен будет научиться, как его отец, ставить эту зарвавшуюся, избалованную свору на своё место. И когда момент настанет, в чём Всеволод не сомневался, он хотел бы оказаться в первых рядах зрителей. Да что там, он бы самолично подавал розги для экзекуции дворян. А пока… Пока воевода заглянул за откинутый полог шатра.
Внутри было темно и душно. Всеволоду пришлось немного постоять, ожидая, пока глаза привыкнут к полумраку. Когда тени стали приобретать чёткие края, он разглядел юношу, лежащего на войлочной попоне, кинутой поверх лежанки из сосновых веток. Измятый, скомканный кафтан торчал из-под головы, а на ногах всё ещё были