вместе, не стесняясь, и домового просить и дворового, на разные лады.
Долго сидели, час, наверное, сначала молились, потом молчали и только спрашивали друг у друга:
– Ушел?
– Ушел?
Потом уже отпустило, сердце успокоилось, перестали трястись руки, прошла противная сосущая тошнота в желудке, и тогда стали говорить:
– Водяной, он же далеко от воды не уходит, долго без нее не может, у него же жабры, как у рыбины…
– Тут в деревне собаки, а он их ох как боится…
– И домовой со своей территории кого хочешь прогонит, и дворовой еще…
И только Аня сидела и помалкивала, как баба Аля велела.
Нет, знать наверняка в сто раз страшнее, отчетливо видеть крупные влажные глаза-блюдца, подернутые мутноватой пленкой, как у мертвого карпа, и такую же тусклую чешую цвета пыльных пивных бутылок, цвета стеклышек, обмытых речной водой, слышать хлюпающий шорох широких ласт и чуять сладковатый тинный дух. И ведь ничего никому не расскажешь, и про то, что домового в той старой развалюхе давно нет и быть не может, когда уже лет двадцать она пустует, и дворового там нет тем более. Последний дворовой в деревне остался у бабы Нюры, она, одна из немногих, держала скотину и жила в старом довоенном доме. Там на чердаке они с мальчишками однажды нашли настоящий порох, и мальчишек вроде как даже выпороли, когда поймали за сооружением огневой дорожки. По крайней мере, они так сказали, Ане было странно думать, что детей можно бить. Анина мама, по ее собственным словам, руководствовалась новейшими методиками воспитания и была против телесных наказаний. Аня точно ничего не знала о новейших методиках, проводя почти все время с бабушкой. Летом они снимали у деревенской семьи часть дома с собственным входом, что было очень кстати, не приходилось лишний раз встречаться с соседскими девчонками.
Вчера водяного караулить собралась настоящая ватага, почти все деревенские ребята и некоторые девчонки, самые смелые. Аня никак не могла не прийти, хотя затея была глупая, и теперь было немножко стыдно. Ладно мальчишки предложили водяного караулить, они бестолковые, но она-то по-боле их знает, ей баба Аля сто раз говорила: не играть с нечистью почем зря, а с водяным так особенно.
Баба Аля была настоящей бабушкой. Она жила в одном из древних деревянных домов с рюшечками на пенящихся шелушащейся белой краской окнах и высоким крыльцом. Во дворе у нее, кроме пионов и дельфиниума, росли ноготки, календула, мать-и-мачеха, крапива и даже сорные одуванчики. В сенях были развешаны пахучие пуки, связки, мешки и мешочки, баба Аля удивительно легко отличала их в полутьме, на ощупь, по запаху, и учила этому Аню. Точнее, Аня училась сама. В начале лета ей удалось улизнуть, когда бабушка утарахтела в город с дядей Вовой, и они с бабой Алей отправились в настоящий поход за травами. В ближний лес, на ближнее поле, недалеко и ненадолго, были дома еще до заката, но в тот день Аня впервые почувствовала это. Тогда она называла это волшебство – возможно, не лучшее слово. Потом, много