было не зарубить ее самых страшных врагов, что обитали в глубине ее сердца, он помогал ей создать такой же клинок в ее душе, способный победить и врагов, невидимых глазу. Не отдавая себе при этом отчета, что тем самым он просто пытается отсрочить неизбежное, как больному лихорадкой бездумно прикладывают на лоб холодный компресс. Помыкаемый уже собственным страхом перед лицом ее судьбы. Он своими же руками гнал ее в тюрьму несчастливого брака, утешая себя тем, что этим спасает ее жизнь, не думая при этом, что даже смерть принесла бы ей больше покоя, чем та жизнь, которой она жила. Возможно… прожитые века все же наложили свой отпечаток и при всей своей чуткости он добровольно отказывался принимать очевидное.
Но ей становилось лучше. Понемногу, день за днем. Все выше поднималась ее голова и ярче сияли искры в глазах. Расправив плечи и прямо держа спину, она была готова вновь дать отпор натиску своих тревог и страхов.
И однажды поплатилась за это.
– Eins, zwei, drei! – гулкий голос разорвал покров общего шума в зале.
Небольшой салонный оркестр взмахнул смычками, а гости, будто подчиняясь этому жесту, разделились по стенам залы, освобождая пространство для танца.
– Она такая красивая…
Фрида Бойе протянула руки к дочери, смахивая слезы. Несмотря на возраст она по-прежнему была красива. Смоляные кудри даже с годами сохранили свой блеск, не нуждаясь ни в какой в косметике. Почтенный возраст выдавала лишь изящная седая прядь, которую женщина и не думала прятать, кокетливо заправляя ее в прическу на показ окружающим. А тонкие морщинки в уголках изумрудных глаз придавали ее взгляду лукавую бдительность, которая иногда вгоняла в краску легкомысленных любителей распустить хвост на публику.
Закусывая губы, Беатрис передала хнычущий сверток матери. Это был ее первый выход в свет после родов спустя почти год после рождения дочери. И пусть Эмма была самым прекрасным ребенком на свете, вызывающим только умиление и безусловную любовь одним своим видом, передав дочь Фриде, девушка вздохнула с облегчением. Ей хотелось только одного – поскорее выполнить свой долг и удалиться в комнату… Вина ей все равно никто не предложит, как минимум еще полгода…
– Да, матушка. – устало улыбнулась она, гладя дочь по пушку волос.
Перестав издавать странные звуки, та подняла взгляд кристально-чистых голубых глаз на женщин над собой. И под умиленные стоны бабушки, она вытянула руку, коснувшись пальцев Беатрис, едва та отстранилась, чтобы поправить оборки на ее воротничке.
– И она станет еще прекрасней, когда вырастет…
Только лишним было бы упоминать, что красота ее сведет в могилу не один десяток мужчин… как позже и ее саму…
– Неужели дражайшая супруга сегодня не в настроении?.. – тяжело ухмыльнулся Теодор, нежно обхвативший сзади ее вздрогнувшие холодные плечи. – Не желаете немного размяться, эта