скрывать ее тайну от посторонних. Она просто родилась такой, никаких сделок, никаких знамений… я не встречался с таким раньше. Расслабь лицо, Айзек, я еще не закончил… Так вот, этот Герман, он рассказал, что в тысяча пятьсот тринадцатом году Беатрис пропала без вести, оставив мужа с двумя детьми. И он верит, что это было не просто несчастным случаем. Вместе с ней пропал и учитель фехтования, которого нанял еще ее отец для ее младшего брата Алоиса Бойе… Но это так, лирическое отступление. Наверняка тебе интересно, каким образом это связано с тобой…
– Невероятно… – глухо выдохнул мужчина, не прекращая скрипеть перчатками. Невероятно здесь было то, что он до сих пор сидит спокойно, а не крошит книжные стеллажи в припадке нетерпения.
– Господин Раух показал нам ее гробницу с пустым саркофагом… и ее комнату в фамильном поместье, где хранит все как было при ней. Одежда, личные вещи, дневники, которые она вела в девичестве. Часть он передал нам, позже сможешь пойти ознакомиться. А еще… он рассказал «легенду».
Все переворачивалось внутри от этих слов.
– Незадолго до помолвки с Теодором Раухом в тысяча пятьсот четвертом году, сразу после своего совершеннолетия, она закрылась в своей комнате на месяц. Не трогала еду, не разговаривала ни с кем. По ночам из ее комнаты доносились крики и плач. Днем шепот и шуршание пера по бумаге. В последнюю неделю не было слышно ничего. Ее тогда спас Виктор, тот самый фехтовальщик. Выбил дубовую дверь вместе с петлями и каким-то образом вывел из летаргического сна, в который она впала… Перед отъездом в Гамбург она обмолвилась матери, что однажды за ней вернутся. Все посчитали это очередной причудой безумной девушки, учитывая ее долгое затворничество, голодовку и этот странный приступ. Но после инцидента в тысяча пятьсот тринадцатом Генрих Бойе, ее отец, после того, как в припадке ярости чуть не спалил собственный дом, обыскал ее комнату и нашел вот это…
Генри наклонился, открывая ящик стола, вынимая из него темный конверт, подписанный белыми чернилами.
– Они слышали, как она кричала твое имя по ночам, но когда у нее спрашивали, она лишь плакала и отвечала, что ничего не помнит. Это письмо лежало нетронутым сто лет, Айзек. Если быть точным, сто двадцать семь лет. И ее внук отдал его нам, сказав, что предсказание его бабушки наконец осуществилось. Что он отдает это нам, ибо верит, что именно об этом она говорила тогда перед своим отъездом. За ней вернулись.
Айзек вырвал конверт из холодных рук святого отца быстрее, чем тот успел договорить. Бумага буквально физически жгла кожу, с трудом верилось, что это не очередная причуда его сознания. Схватив нож для писем со стола, он вскрыл конверт, даже спустя столько лет сохранивший свою прочность, не решаясь рвать его в опасении повредить содержимое. Он даже не прочитал строк, что были написаны теми же белыми чернилами на обороте конверта. Он хотел увидеть, что лежало внутри…
– Господи, что за запах?.. – воскликнул Генри, закрыв ладонью еще и нос.
Айзек