а вот почему – понятия не имею. – Ирен вновь уселась в кресло и самодовольно, словно Чеширский кот, улыбнулась.
– Ну ладно. У меня все равно от этой печатной машинки уже голова раскалывается. – Я отложила учебник в сторону. – А в каком образе предстанешь ты?
– Нелл, миленькая, я знала, что ты непременно согласишься! – Ирен была не из тех, кто бурно демонстрирует свои эмоции, но тут она даже заключила меня в объятия. Я уже начала жалеть, что согласилась, однако понятия не имела, как дать задний ход. – Поверь мне, этот вечер ты забудешь нескоро!
В этом-то я как раз нисколько не сомневалась.
Получив мое согласие, Ирен заперлась у себя в комнате и принялась шить, готовясь к вечеру. Мне было до смерти интересно, какой наряд она выберет.
– Лилли Лэнгтри уже один раз одевалась в черное, – напомнила я ей, – а черный тебе идет больше всего. Что ты будешь делать?
– Что-нибудь придумаю, – доносился до меня из-за дверей ее певучий голос.
Конечно же, в один из дней я могла зайти к ней в спальню и удовлетворить любопытство, но я была слишком горда, чтобы расписаться в собственном нетерпении. В пятницу Адлер принесла из спальни свое самое простенькое черное платье из бумазеи, к которому она пришила белый воротничок и манжеты, и, не говоря ни слова, прикинула его на меня.
– Ты выглядишь в нем очень привлекательно, но при этом сдержанно, по-пуритански, – заявила мне она и снова скрылась в спальне, затворив за собой дверь.
Наконец наступило воскресенье. Я надела приготовленное для меня черное платье и с мученическим видом принялась расхаживать по гостиной в ожидании Ирен. Услышав шум, донесшийся из спальни, я обернулась. Подруга появилась на пороге с ног до головы наряженная в белое. Однако, насколько я понимаю, она выбрала этот цвет не просто в пику и полною противоположность черному. Ее наряд было сложно назвать абсолютно белым, поскольку Ирен расшила платье тюлем, кружевами и стразами, отчего оно сверкало как опал, а пышностью напоминало свадебный торт.
Увидев, что я, лишившись дара речи, стою, разинув от восхищения рот, Адлер скромно потупила взгляд.
– Пожалуй, нам надо вызвать кэб, – промолвила она. – Ты выйдешь из экипажа раньше. Не забудь адрес – Чейни-Уок, дом двадцать семь. Прошу тебя об одном: что бы я ни делала – главное, не удивляйся. Да, и запомни: ты меня не знаешь.
– Еще бы, – с желчью в голосе ответила я.
Так началась моя короткая карьера служанки.
Чейни-Уок оказалась весьма престижной улицей, выходившей прямо на набережную Темзы, и благодаря роскошным видам, открывавшимся из окон на реку, пользовалась большой популярностью среди квартиросъемщиков.
Отыскав дом номер двадцать семь, я, как и полагается служанке, подошла к черному ходу. Там, к моему величайшему изумлению, меня встретили с таким радушием, словно я была почетной гостьей.
– Я тут пришла чай подавать, – пояснила я поварихе, которая спешно раскладывала по тарелкам разные лакомства.
– Ты, видать,