опять на руки.
Ах, эти ласковые мамины руки… Куда от них денешься?! Куда улетишь?!
Мама Лада легко, как мотылька бестелесного, ловит снова, снова тискает-целует:
– Ты моя радость, ты мой Оладушек, ты мой крысёныш сладенький!
Да, «крысёныш»… Хорошо хоть, что не поросёнок. У мамы носик с чуть заметной горбинкой, у Оладека – горбинка заметная. Делающая детское личико похожим на крысиную мордочку. Бабушка радуется:
– Бог милостивый дал Оладушку нашему во спасение этот носик. Чаянием благодати наделил.
Не знает бабушка – не родная она им, – что и у мамы в детстве такой же носик крысиный был. Да выправился папиной любовью. «Папина доця» Ладушка была. К девичеству зацвела красавицей прелестною. И к радости, и к горю. Погубила красота эта да татарский клинок всю её семью: родителей и двух братьев.
Лада
Уж, казалось, далеко в лесах укрылись от степи дикой, хищной, узкоглазой здешние русские поселения. Ан нет, оказывается.
Мужики в деревне, где проживала семья Лады, стали за мирной жизнью забывать дела ратные. Успокоились. Мечи в ножнах позаржавели, луки, стрелы порассохлись, латы, колчаны кожаные в закутах позаплесневели. Безоглядно предались мирному труду. Разнежились. Потеряли острастку, оглядку. Немногочисленная охрана на кордонах крайних деревень, на вышках если не спала, то бражничала, или разбредалась по делам своим. Насущным. Было чем заняться каждому в своём хозяйстве. Добралась весна и до мест здешних, заповедных. Посевная на дворе. Каждый старался, как мог, на своём поле, в своём огороде, на своих делянках. Те же дела, хлопоты и у ближних северных соседей. Не до ссор, не до вражды, не до бранных дел! Весна, посевная всем диктует свои законы. Всех успокаивает, примеряет. Временно, конечно. Время пристало, день год кормит! Страда, одним словом. О степи, к тому времени знойной уже, пыльной, кровожадной, никто и не думал. Не было к тому никаких особых причин.
Ну – да. Южнее лилась кровушка русская горячими потоками, но кто ж знал, что докатится эта беда до мест северных, заповедных?! Что достанет лютая степная конница краем чёрного крыла своего мирные лесные деревни. Налетит, истребит, исковеркает, испоганит, предаст огню нажитое тяжёлым крестьянским трудом.
Отец с сыновьями, братьями Лады, сеял рожь на опушке леса на своём поле. День был солнечный с утра, безветренный. Разбороненная под засев земля парила. Рядом на своей ниве копошилась немногочисленная родова деревенского старосты. Работалось ладно, споро. Время благодатное упускать нельзя. Тут, как говорится, куй железо, пока горячо! Дело шло к полудню и пора уж было начинать и сам сев. Вот-вот должна была подъехать на подмогу и женская половина семьи – мать с дочерью. С готовым, наверное, к тому времени обедом. Отец уж несколько раз оборачивался на выбегающую из-за перелеска полевую дорогу – не едут ли… Но телеги с домашними всё не было, а вместо ожидаемого стало подниматься, поначалу беззвучно, жуткое чёрное облако