высоком и бревенчатом тереме под самой крышей у окна расположились княгиня Дарья с княжной Грезой.
В покоях, где они сидели, у стены дальней от них стоял добротный стол. Лавки и сундуки тянулись по краям светлицы. Порядка много чересчур, из-за чего чудилось пусто. Лишь проникавший шум в окно напоминал о жизни. Гудели жители Перуна. Где-то скотина голосила, как и лошади, да птицы. Что-то звенело, крикнул малый за пределами двора. Морской воздух витал всюду незаметно и дурманил.
Греза откинула простоволосу чёрну прядку от лица. Жемчугом украсила она космы свои. Привыкла их не заплетать, пока супружник рядом. Цвета снежного она платье лёгкое надела. Препоясала его длинным поясом, расшитым серебряными нитями. Главное, такой к чужим не выходить. Уж и свои скрыть не могли, как Греза распрекрасна. Даже холодный Пересвет неловко отвёл взгляд, как сестра такой ему показалась. Чуть улыбнулась Греза мыслям, да тут же осеклась. На Дарью покосилась оробевшим взором. Пересвет брат, глава рода, казалось, с одной лишь женщиной считался. Мог прислушаться лишь к ней.
Княгиня Дарья зашивала платье дочери своей здоровую рукой. Лишь перевязанная длань27 напоминала о недавнем страшном нападении на неё в ночи. Не желала Дарья нынче говорить об том ни с кем из девок или женщин. Греза была не исключеньем.
Трагичные события, кои тронули княгиню, также зацепили двух братьев – Чуровых князей. Благо невредимы те. Да не на одних их были покушения. Нападение на Камуса прошло хоть незаметно, однако мужья дщерей28 Чуровского рода не пережили козни. Сестёр-вдовиц – Адёлю и Надежду – с чадами их Ярослав спешно велел свести в Перун, дабы взять тех под покров. Прибыли. Их плач был слышан под полом, которым сидели Греза с Дарьей. Сестёр утешали.
Беляна прибывала в тот миг в хоромах у себя, забрав всех Чуровских дитяток29. С Дарьей же осталась Греза. Бремя для княгини вновь давалось тяжело. Как же не потеряла она в ночи той страшной чадо при потрясении таком?
Прекрасный лик княгини, кой не портили ни годы, ни тяжесть бремени, украшали хладны янтарные глаза. Покров сняла она с главы, обнажив свои тронутые сединой, когда-то черны косы. Греза качнула незаметно удручённо головой. В бане с трепетом княжна у Дарьи узрела слупленное плетью тело. Что за жизнь у ней была? Кто избил княгиню так? Как это возможно до шрамов жену изувечить, да ещё такую? С болью Греза Камуса вспомнила и его раны. Братья изрублены ведь так же в битвах многочисленных. Все ли великие настолько жизнью покалечены? Больно Дарья молода для седины своей.
Вновь вой внизу кого-то из сестёр раздался. Как же плакали они по своим мужьям. Даже Дарья, сдвинув брови, подняла глаза. Да вой смешался снова с шумом ветра и Перуна, проникшим в их окно. Вновь княгиня опустила очи к делу своему. Грезу от сестринского горя мурашки охватили.
– Даша, – княжна позвала. – У Сварожевцев же, верно, не принято печалится по своим умершим?
– Мы не их традициями