что такое? – полюбопытствовал смотритель, чем весьма удивил Гилла.
«Уж не старший ли он брат принца?»
– Это значит, что я голограф, историк, сценарист и режиссёр в одном лице, – ответил он, – Я пытаюсь воссоздать моменты из дней, не отражённых в исторических хрониках.
– О! – уважительно воскликнул собеседник, – В таком случае нам нетрудно будет понять друг друга. Спрашивайте.
Гилл долил вина, выпил – оно обрело терпкость, сложный аромат. Таким вкусом дышал луг у озера в дни постройки дома.
«Смеётся он надо мной, что ли?»
– Кто эта женщина в библиотеке? Ведь она не совсем.., – Гилл задержался с поиском точного определения.
– Не совсем обычная? Правильно. Её зовут Фрэзи. Я о ней мало знаю. Она приплывает иногда. Со своего острова. Обычные люди не живут в отрешении. И это правильно, не так ли? А моё имя – Гарвей. Может быть, мой маяк наполовину мираж, но часть кирпичей в эти стены уложена моими руками.
– Фрэзи? – полусонным голосом спросила Элисса, – Откуда Фрэзи?
– От Грина, – не думая, автоматически ответил Гилл и сам удивился: реальность становилась иллюзорной, мешаясь с вымышленными мирами, хранящимися в известных ему книгах. Известных только ему. И, обратно – фантазия делается действительностью. «Мой маяк наполовину мираж…»
– Грин? А это где? – почти разом спросили Элисса и Гарвей.
Гилл не отреагировал на их неосведомлённость – нормально, кто читает древние фолианты? Но память возмутилась и без усилий воскресила последние события.
Первый всплывший кадр – агония и смерть Аретузы. Вот он, свежий признак совершенного мира – яхта погибает как живое существо, а ты ему помочь ничем не можешь. Берег, притихшее море, тёмное ещё небо. И серый песок, на котором подёргивается от боли огромное могучее тело яхты. И неработающий браслет. Связи нет, но рядом – чернобородый человек в меховых сапогах и шкурах. Он высвобождает его с Элиссой из искорёженной рубки. Песок впитывает кровь дельфина, она алым туманом клубится и оседает в синей воде. А ещё щелчки, перемежающиеся со свистом. Дельфин, лишённый привычных средств общения с человеком, пытается говорить на своём языке. Но человек, использовавший дельфина-яхту для собственных нужд, не понимает.
Аретуза смогла перебраться через полосу рифов, чтобы доставить пассажиров, потерявших сознание, на безопасный берег. Смогла, но ценой собственного существования. «Ценой собственной жизни!» – так подумал Гилл на берегу, поднимая Элиссу на руки и с горечью наблюдая, как дёрнулся последний раз грудной плавник Аретузы, и тело затихло. Наверное, она и сейчас лежит на берегу. Как с дельфинами в таком необратимом состоянии поступают люди? И как обязаны поступать?
Гилл протянул стакан с вином Элиссе. Она осторожно отпила глоток и непонимающе огляделась. Очевидно, с памятью у неё похуже, чем у него.
Был ещё какой-то остров. Островок. И женщина, стоящая