водоворота сияет штилем. Сверху хорошо просматривается спиральная воронка, обращённая вниз. Да, пожалуй, встряска обеспечена, уяснил Гилл. Но «Аретуза» не деревянный или железный корабль, она легко выдержит любые баллы, закрыв пассажиров в непроницаемой для воды рубке. Яхта направляется на юго-запад, оставляя справа Курильскую гряду. «Аретуза» подчинилась желанию Элиссы, уходит мористее. Если б не дикий островок, они направились бы к Симуширу, к людям. Ураган предвидится серьёзный. Но люди Элиссе не нужны. Зачем она вышла из рубки?
Пришлось вернуть её силой. Пространство рубки затворилось, лишив полноты восприятия. Тело яхты качает в растущих волнах, но шум моря почти неслышен. Воздух снаружи проходит свободно, очищенный от излишней влаги. Обоняние фиксирует изменения в атмосфере: прибавилось йодисто-горького, терпкого. Молекулы озона пощипывают кончик языка. Гилл усмехнулся: утерянная морская традиция требовала в подобных условиях пару солидных глотков подогретого рома. Неплохо бы, но в их всеобщей, почти повальной трезвости, ром такой же раритет, как шпага на поясе.
«Скучно живём. Нам бы учредить Консула по части питья всякого зелья. Мозги периодически надо размачивать, орошать. Народы успешно боролись с сухим законом, а мы добровольно вериги навесили». Гилл улыбнулся самому себе.
«Аретузу» тряхнуло, и мысли о пользе алкоголизма выскочили из головы как пробка из бутылки шампанского. Гилл едва удержал Элиссу от падения. На минуту прижал её к себе и поразился: вместо упругого тонуса дряблость, груди как у преклонной старушонки…
Смотровые стёкла заливает водой и пеной, яхта то проваливается на дно океана, то взлетает к небу. Усилием воли он подавил приступ тошноты. Желающая бури Элисса совсем обессилела и забыла о борьбе. Он устроил её в уголке, она сжалась в комочек и закрыла глаза. Сломалось что-то внутри. Вот она, привычка постоянно меняться и всё менять, в том числе привычки!
Сквозь водонепроницаемую защиту рубки проникают свист и вой ветра, грохот взбешённого океана: всё это сливается в единый гул, раскалывающий монолит личности на независимые кусочки. Но без ранее прозмеившихся трещин такое разве возможно? Когда он приступил к саморазрушению собственного единства? Гилл собрал остатки воли и отвлёкся от внутреннего допроса.
Впереди, совсем близко, небо разветвило перевёрнутое дерево молнии. Гилл заметил прямо по курсу яхты тот самый неизвестный остров и прикипел к нему взглядом. Там – надежда на передышку и запоздавший на много сроков разговор по душам. Если получится. По душам… Очень непривычно звучит. Как бы не ко времени и не к месту жизни. Но почему «как бы»?
Небо над островом просветлело, он стал виден яснее. Коралло-рифовых образований быть не должно, но как похоже: тёмно-зелёное полукольцо с тихой бухточкой внутри, небольшой беленький домик на возвышенности. Прямо оазис в океане!
Гилл присмотрелся и удивился. И поразился тому, что не потерял способность удивляться.