плескаю в лицо водой, прыгаю в форму и стучу ногами на базу. Сонный. Но четыре часа это хорошо. Почти выспался, но не проснулся.
– Бери снайперку!
Расписываюсь в журнале за винтовку и патроны. Прыгаю в Волгу начальника охраны общественного порядка Калининградской области Николая Ивановича, сидящего на переднем сиденье. Втискиваюсь между тел и автоматов. Едем. Быстро. Где-то в детский сад ворвались два отморозка с оружием. Мы первые. Остальные будут позже. Командир взвода Солавьев Игорь инструктирует куда стрелять и как действовать. Слушаю…
А перед глазами сном – брусчатка, проявляющаяся рассеивающимся туманом утра. Трамваи, разгоняющие утреннюю мглу. Заполняющий коридоры улиц и пустоты дворов саксофон. От вокзала до вокзала. Робкий и неумелый голос утверждающихся нот города.
И мы едем работать.
Дорога несущая детство
Дорога вела в детство.
Давнее.
Наполненное многоголосьем коров, кур, собак, хлопающих дверей и вздрагивающих окон. Запахами раннего утра. Полями затянутыми сетями паутины – белыми пятнами в мокрой росянистой траве. Легкой дымкой восходящего солнца.
Дорога плелась в Гросс Бершкален. В мир, оставшийся от немцев. С его старыми надписями. С его мощными и надежными красночерепичными крышами. С цифрой закладного камня древней кирхи. К желтым тюльпанам, обжигающими своим цветом стены из красного кирпича. Прусским и непокорным – будучи оторванными от своих луковиц, увядающих на глазах. В мир с хуторами и железной дорогой. С заводами и магазинами. С чистотой и порядком.
Дорога несла в Гремячье. В небольшой дом с огромным садом. С кустами смородины, белой немецкой сливой, кустами бордовых, маминых пионов и многих других цветов. С огромной лохматой собакой и маленькими котятами. С высоким деревянным штакетником и аркой увитой хмелем. Цветущим и кружащим голову. Где все были живы.
Дорога мчала по бурным потокам теплой желтой глиняной воды летних дождей. Размывающим и без того глубокие колеи – шрамы, оставленных колесами тракторов. Несущая мусор и огромные яркие клубки копошащихся рыжих муравьев. Оставляющая на отмелях, невесть откуда взявшиеся, вымытые, россыпи немецких свастикастых пфеннингов.
Дорога кружила в огромные заснеженные горки с санками и салазками. В сугробы и выкопанные в них дома. В игры, оставшиеся от войны – в солнышко, чижа, банки, ножички и еще, и еще.
Дорога манила в прошлое. В безоблачное и безмятежное. Со своими победами и забытыми разочарованьями. В любовь и счастье. В детский сад и школу. В дом где все были вместе. В мир полный надежд.
Дорога брела пешком. По заснеженному и замерзшему полю. Среди множества одиноких старых деревьев, сгорбившихся от морозного ветра в длинной цепочке побеждающих пней. Азбукой Морзе в каждом шаге. Точка. Точка. Точка. Тире. Точка. Тире. Тире. Точка. Тире. Точка. Точка. Тире… Точки и тире стремящиеся уже не к три точки – три тире – три точки… Уже давно отстучавшие топорами и отзвеневшие