рваться к глотку свежести, минуя консервы и галеты. Доброго утра глоток. Но он не даёт, смеясь:
– С праздником мужики! С Днем независимости! – и прикрывая рукой кофе, лезет к нам на кукушку. Дергает за ногу, вкладывает кружку горячим напитком в руку и чуть слышно:
– С праздником, Иваныч!
А сверху гудящие самолеты. Осветительными бомбами. Букетами белых гвоздик, парящих на нас с неба.
Дразнящий аромат кофе.
Праздник.
День независимости России!
Филиппыч
Ребята загрустили.
Стоп-колеса.
Новый год.
Филиппыча не будет!
Грустно.
А потом: кто-то, где-то, надыбал, вырвал, отбил, захватил, выкупил, обменял, оторвал, украл, притырил, обманул, принес… ЕЛКУ!!!
Дедушка Мороз, блин…
В пустыне глоток воды…
Трогали. Щупали. Гладили. Украдкой целовали… Славяночка…
Праздник…
Поместили и нарядили: Патроны. Гирлянды – ленты с патронами. Шары – гранаты на кольцах.
Праздник, закрашенный черным юмором.
Праздник застывшей опасности…
А Филиппыч не приедет…
Незаметно. Буднично проходит день. Еще один. Рутина. Стрельба. Война. Неразбериха. Слушаем рацию. Джонсон. В эфире бардак. Ежики. Лошадки. Война. Кто с кем воюет уже непонятно. Тем более кто в кого стреляет!? Стоп-колеса. Что в мире происходит?
Пришла ночь, а с ней темнота.
Пришла темнота, а с ней ночь.
Около восьми часов. Ночи. Тревога!!! Все в секунды заняли боевые позиции: у амбразур, проломов и проемах. В холоде ночи Грозного, в холоде ночи Минутки: шум двигателей. Машин. Много…
Первую линию обороны заняли бойцы ДОН (Дивизии особого назначения), стоящие с нами по соседству. Траншеи, выкопанные в земле.
Общая тревога! Наши не ездят. Значит духи!
Полная боевая готовность…
Рев двигателей сильней. Сильней…
Может, проедут мимо? А?!
Рев стих аккурат возле выезда к нашим апартаментам. Все застыли. Замерли. Патроны в патронниках. Предохранители сняты…
Лязгнула дверца Урала. Шаги в нашу сторону. Густоту ночи разорвал. Порвал на куски мороз звезд звонкий, практически детский голос. Слова, учитывая ситуацию, абсурдные и неуместные: «Стой! Стрелять буду!».
И тут над землей, над руинами, над гарью и грязью, прозвучал ровный, спокойный, густой и насыщенный, до боли знакомый и родной голос:
– Сынок! Ты что, в меня стрелять будешь!?…
И не понятно откуда. А кажется со всех сторон, по грязи, перепрыгивая через траншеи, кирпичи, ночь, тенями метнулись:
– Филиппыч!!!
Вспоминая события тех лет, все больше проникаюсь восхищением и преклоняюсь перед человеком, который смог без единого выстрела, в полном радиомолчании, во время запрета, ночью, привезти в Грозный из Моздока целую колонну. Для этого