что-то пишем. Мы чего-то ждём.
– Мне иногда нравится брать чужие вещи, – признаётся Трой. – Ну знаешь…
Ещё как знаю.
– Я заметил, да.
– Брать и не возвращать.
Я правда заметил. Трою нравится брать чужие вещи и раздавать свои.
– Гордон, ты опять сожрал мои кексы! – орёт Майк через всю гостиную.
– Что, они там просто лежали ничейные!
– Это твои ничейные, а мои – черничные, я же специально просил моё не жрать!
– Мне можно, я курить бросил, что! – он, как обычно, бессовестно спекулирует отказом от дурной привычки, уворачиваясь от Майка, который пытается отшлёпать его кухонным полотенцем, приговаривая:
– Когда ты, наконец, треснешь, жопа ты надувная!
– Да ты вообще ходячая трата кексов! – он тычет Майка под рёбра. – Куда они в тебе деваются? Глисты съедают?
А Тому нравится, когда я вручаю кекс ему лично: вертит его в руках, разглядывает с нежностью и почти краснеет от удовольствия. В самом деле, не знаю, что он бросил, но Том в последнее время кажется младше. Мне даже стыдно, что не так давно я его почти ненавидел, потому что Том внезапно притихший, безобидный. Поэтому я вручаю ему кексы лично и улыбаюсь в ответ.
– Что за дрянь?! – орёт Майк через всю кухню. – Сай, что с кофе?
Разумеется, за кофе тоже отвечаю я.
– А что с ним?
– У него дрянной вкус.
– Правда дрянной… – я отплёвываюсь над раковиной, Майк слизывает с ладони пригоршню сахара:
– Фу, будто перцу насыпали.
– Красного.
Я смотрю на ровный ряд баночек с приправами, Майк смотрит на кофеварку. Я смотрю на Майка, Майк смотрит на меня. А потом орёт через всю кухню:
– Гордон, твою мать!
– Эти двое сведут меня с ума, – жалуюсь я Ральфу. – У них теперь бои за кексы, ей-богу. На них не напасёшься.
– Всыпь им снотворного, – предлагает он, не всерьёз конечно.
– Я уже об этом думал.
– Тяжёлый случай.
– Тяжёлый.
– Я бы пригласил тебя переехать к себе, но…
Мы оба качаем головами, понимая, что этих «но» слишком много.
– К тому же ты же не можешь их бросить, – продолжает он рассудительно. – Они друг друга добьют.
– Скорее съедят.
Ральф понимающе улыбается. Ему ничего не надо объяснять. Он сам понимает, что мне нравится жить с этими двумя. А сойти с ума не так уж страшно.
В ноябре идёт первый снег. Несколько дней подряд. Расстилается белой поляной вокруг нашего дома. Ральф говорит, что давно такого не было. А я давно такого не видел. Прячу руки в карманах и пытаюсь сдержать улыбку. Впрочем, неужели зазорно мечтать о снеге? Том вон ничуть не стесняется: сидит в картонной коробке и с довольным видом ловит снежинки на язык. Трой всю жизнь провёл в пляжном городке под горячим солнцем – так и носится в кедах; ноги потом мокрые, и носки Майка с ними. Ральф бережно, почти по-отечески, кладёт ему руки на плечи и объясняет, что пора заводить новую обувь по погоде.
– Простынешь,