людей. Здесь же и не пахло жизнью. Хотелось пронестись вперед, пытаясь прорваться сквозь неприятное однообразие улицы, чтобы оказаться в другом ее конце, убраться из этой душной тесноты.
Пыхтя и краснея, Андрей Леонидович выбрался из машины и прошел к дворовой арке, огороженной желтыми лентами и немногочисленными ротозеями, толкающимися и спорящими, желающими разглядеть, что там интересного внутри. У скорой курило два санитара, со скукой рассматривая задержавшихся прохожих и затаптывая десятки окурков, валяющихся у них под ногами.
Мельком поздоровавшись со стоящими рядом полицейскими, Андрей Леонидович сделал мне приглашающий жест рукой, заманивая в арку, встретившую ночную смерть.
Я помедлила, чтобы оглядеть место поподробнее, но ничего примечательного не заметила. Два самых обычных жилых дома спального района в пять этажей, объединенных аркой, пропускающий внутрь двора. Ни магазинов, ни банкоматов, где могли бы быть камеры, не наблюдалось. Напротив точно такой же дом, с такой же аркой. Окна первых двух этажей были разномастно зарешечены, напоминая о временах, когда люди были хуже нелюдей. Из одного окна любопытно выглядывал большой пушистый кот, зорко следя за всеми.
Помахав приветливо коту, я поздоровалась и с высоким хмурым мужчиной в длинной плотной шинели, который стоял рядом с Андреем Леонидовичем, возвышаясь над ним на две головы. Видимо, это и есть тот самый оперуполномоченный из столицы. Его выделяли блестящие даже в эту сумрачную погоду дорогие ботинки и отутюженные брюки. На его хмуром лице сошлись в привычное положение брови, выделяя заломленную годами морщинку. На вид я бы дала ему немного больше тридцати. Ничем не выделяющееся лицо, с прямым носом и тонкими сжатыми губами, не было обременено пошлой, модной в наше время, растительностью. Густые темные волосы то ли растрепаны, то ли уложены в живописном беспорядке. Глаза чернее ночи свидетельствовали о том, что он не свободен. Эти глаза выдавали связь с темнотой, с нечистой силой. Это должно было бы меня насторожить, но не в моих правилах лезть в душу людям. Каждый выбирает свою дорогу, не мне решать.
Переключившись на дело, я смело вошла в арку, где меня тут же сбил характерный запах. Запах мочи, сырости и плесени. Умопомрачительная смесь глухонских арок, а главное, стабильная, что летом, что зимой.
Я увидела ее сразу, миниатюрная блондинка на грязном мокром асфальте. Девушка лежала на спине, раскинув руки в стороны, на обесцвеченном лице застыла гримаса ужаса, пустые глазницы зияли черными впадинами. Рядом с телом была брошенная сумочка, из которой выпало содержимое: связка ключей, помада, мелочь. Рядом с телом лежал разбитый телефон. Пуховик, разорванный в лохмотья, валялся клочьями вокруг тела, а проломленная грудная клетка зияла белесыми ребрами. Такое ощущение, что грудина проломлена изнутри, как будто кто-то выбрался из заточения, раскурочив ребра-прутья. Что странно, вокруг не наблюдалось ни одной капли крови. Тело девушки тоже было обескровлено.
Мир,