собой, то говорили мы о пристойных и разрешенных вещах, можете мне поверить.
– Эх, господа, да кто же в этом сомневается? Но поймите и вы причины нашего испуга: ведь этот юноша, как только услышит что-нибудь, так сразу норовит вздыбиться, словно жеребенок, на которого нашло помрачение. И все-таки, простите мое любопытство, о чем вы говорили?
– О многих разных вещах… о жестокости тирана Ричарда III, ну и… скажем так… о его зарезанных племянниках.
– Вот-вот, – воскликнул Зэбе, – с тех пор, как он получил свою рану, стоит ему услышать о раненых детях, как он тут же приходит в страшное волнение. Вы только подумайте, ведь у этого несчастного практически нет никаких собственных мыслей. Он на лету хватает любое чужое слово. Память у него, то ли вовсе отсутствует, то ли находится в таком жалком состоянии, что он не может сказать, где он родился и куда идет. О своем бедном покойном отце он говорит с таким безразличием, словно тот для него чужой человек. И еще он на полном серьезе утверждает, что не знаком со своей матерью. Одним словом, создается впечатление, что внутри у него поселился демон, из-за которого раздвоилась его личность, и как только он открывает рот, так нам сразу приходится следить за ним, как за малым дитем, и затыкать ему рот, едва только демон начинает беситься.
– Но мне не кажется, – заметил один из присутствующих, – что его помешательство сколько-нибудь буйное. Ведь со вчерашнего дня, когда мы повстречали вас на той стороне горы, этот молодой человек ни разу не выказал ни гнева, ни нетерпения. А посмотрите, каков он в седле! Всегда внимательный, спокойный, молчаливый. А уж как он хорош собой! Мы поначалу и не сомневались, что это какой-то важный господин.
– Почему бы и нет, – заявил торговец шерстью, – кто же еще так похож на важного господина, как не богатый негоциант? А как зовут вашего господина, дружище Зэбе? – добавил он. – Я знаком со всеми крупными торговцами в Европе.
Зэбе уже собирался ответить ему и завершить таким образом эту беседу, как вдруг послышался громкий окрик часовых, переполошивший весь караван. Каждый схватил аркебузу или пику, потому что от часовых поступил сигнал о приближении довольно многочисленного отряда, а в такой ситуации всем необходимо быть начеку.
Зэбе остался охранять молодого человека. Он никак не походил на серьезного вояку. Зато Жан, его коренастый компаньон, с воинственным видом выхватил огромный тесак и устремился вперед, намереваясь разобраться с незваными пришельцами.
Появившиеся всадники были лишь разведчиками, передовым отрядом основных сил, но они так ловко сидели в седлах, обладали столь впечатляющей военной выправкой и были оснащены таким великолепным оружием и доспехами, что все воинство каравана едва ли выдержало бы даже первую атаку этого неприятельского авангарда.
Один всадник, снаряженный скорее для боевых действий, чем для путешествий, и, судя по всему, командовавший этим отрядом, выехал вперед и тоном, исполненным презрения, обратился к часовым с коротким вызывающим вопросом.
– Кто