дама холодным и властным тоном.
– Томас Брук, торговец шерстью, мадам.
– Ну что ж, мистер Брук, – проговорила дама на чистом английском языке, – вы говорили о вещах, которые совершенно не касаются торговцев шерстью. Чтобы больше вы себе такого не позволяли!
Сказав это, она двинулась дальше и словно невзначай поддела ногой, скрытой под длинным платьем, нашего бедолагу. А тот застыл совершенно ошеломленный, пожирая глазами ее лицо, на котором лежал отпечаток прожитых лет и забот. Торговец совсем оробел перед величественностью облика дамы и при виде золотого обруча на ее голове, явного символа могущества, блики от которого искрами отражались в ее суровом взгляде.
Кобыла сделала несколько шагов, и дама остановила ее напротив Зэбе, который не на шутку встревожился оказанным ему вниманием, отчего все его тело затряслось мелкой дрожью.
– Ну а вы, – поинтересовалась дама, – вы служите этому упавшему в обморок господину?
– Да, благородная дама.
– И заодно слушаете россказни о несчастьях королевского дома Йорков?
– Да.
– Отведите меня к этому молодому человеку. Я хочу взглянуть на него.
Трясущийся Зэбе от страха даже потерял ориентацию. Его обезумевшие глаза не сразу отыскали костер, который в этой ситуации стал для него своего рода путеводной звездой. Наконец он сумел сдвинуться с места, и вслед за ним, перебирая сухими и нервными ногами, двинулась белая кобыла. Цоканье ее подков, бьющих по скальной породе, звучало в ушах бедного Зэбе, словно трубный глас всадника Апокалипсиса.
Не стоит и говорить, что все как один оробевшие и сникшие участники каравана выстроились вдоль пути движения дамы, в то время как грозный кортеж поджидал ее в стороне, держа наготове аркебузы и пики.
К месту, к которому вел Зэбе, даму сопровождал только спешившийся старший офицер.
Они подошли к нише, в которой на ложе из опавшей листвы и пахучих веток лежал молодой человек. Он еще не оправился от страшного нервного потрясения и лежал совершенно измученный невыносимыми страданиями, закрыв глаза и сжав зубы, словно мертвый.
Зэбе вытащил из костра чадящую смолистую головню и, склонившись над хозяином, посветил на его бледное лицо, чтобы дама могла лучше его рассмотреть. А она взглянула на юношу, и на ее лице отразилось чувство, похожее на сострадание.
Нет такого поэтического образа, чтобы описать этот затененный в сумраке лоб, эти гордые черты лица, словно высеченные из белого мрамора, эти губы, похожие на лесные фиалки, на которых обозначились следы вечного сна.
Неизвестная дама порывисто склонилась над телом несчастного молодого человека и не смогла сдержать удивленного восклицания. Она взглянула еще раз и нервно сжала руку, протянутую ей офицером.
– О!.. – прошептала она на ухо офицеру, – смотрите же, капитан, какое потрясающее сходство!
– Не знаю, что показалось вашей светлости, – проговорил офицер, – но мне кажется, что я вижу…
– Говорите