к стене.
Та и не подумала о том, чтобы предоставить благородным господам из Парижа свободу самим управляться со столь хлопотным делом.
– Узнаете обо всём по дороге, Леон, – будто скороговорку повторял маркиз и указал на кадку здоровяку, который стоял с ведром, полным горячей воды:
– Для начала её нужно опустошить. Воду из кадки вылей!
Без долгих раздумий над тем, как исполнить это приказание, здоровяк опустил ведро на пол и поднял тяжёлую деревянную кадку, до краёв полную мыльной воды. Повертев головой и осмотревшись вокруг себя, он подтащил кадку к распахнутому настежь окну.
– Поберегись! – гаркнул зычным басом здоровяк и, прежде чем хозяйка успела предотвратить вопиющее безобразие, вылил всё содержимое кадки за окно.
С улицы раздались крики возмущённых прохожих, которым не посчастливилось оказаться в самое неудачное время в самом неподходящем месте.
– Олух! Тетерев безголовый! Что ж ты делаешь-то! – кричала, забыв о приличиях, хозяйка. – Это же окно не во двор, а на улицу! На Королевскую улицу, дубина ты неотёсанная! Ты что же, людям на головы воду льёшь-то!? А если там кто-нибудь из постояльцев стоит? А если магистрат увидит? Это же штраф за злонамеренный проступок! Да ты за всю твою никчёмную жизнь не расплатишься за дурость такую! А если там благородные господа гуляют? Те, которые из Парижа прибыли?
– Мадам, тише! Я прошу вас! – взмолился Данжюс, у которого истошные крики женщины вызвали головную боль в придачу к тому звону в ушах, который не смолкал с момента пробуждения.
– Подъём, соня! – надрывным фальцетом прокричал прямо у него над ухом д’Эффиа и, размахивая руками, как распорядитель танцев, указывал слугам, где поставить пустую кадку, ведра с водой и кувшины.
– Ох, бедой бы не обернулось ротозейство это! – смутилась от мощи собственного голоса хозяйка и украдкой подошла к окну, чтобы убедиться, что никто из пострадавших не сыпет на неё проклятиями, а главное, не зовёт на помощь городскую стражу.
– Мадам, вы можете идти! – скомандовал д’Эффиа и хлопнул в ладоши:
– Все вон! Мой камердинер справится сам. Всё!
Сам же камердинер, стоя в дверях, отсыпал в подставленную пятерню хозяйки постоялого двора горсть медяков, которые та мгновенно спрятала в глубоком кармане, пришитом к изнаночной стороне длинного фартука.
– А не желаете, чтобы и завтрак подали вам, господа? Что же вы только водой опохмеляться будете? – убедительно изображая заботу, проворковала женщина, ревниво наблюдая за тем, как её слуги по очереди получили назначенное им от щедрот молодого парижанина вознаграждение за труды.
– Не нужно ничего, мадам! – выкрикнул д’Эффиа, и, как только нога последнего слуги переступила порог комнаты, камердинер тут же захлопнул дверь.
– Всё, Леон! Теперь вы не отвертитесь! Поднимайтесь уже!
– Антуан, я до рассвета отдувался за карточным столом! – промычал Данжюс, зарываясь лицом в подушку. –