взгляд разгневанной княгини.
Тем временем три помощника мэтра Савари расставляли ширмы из полупрозрачного шёлка, за которым легко угадывался силуэт соломенного болвана, на котором были надеты сметанные части готового платья. Можно было разглядеть даже мелочи, вроде лент и бантиков, притороченных на скорую руку к рукавам, декольте и верхней части юбки в местах, где, по замыслу княгини, предполагалось пришить пышные букетики цветов.
– Ах, какая прелесть! – оборвав перепалку с де Гишем, воскликнула Катрин, когда увидела рукава из нежно-зелёного атласа со вставками из переливающейся на свету тёмно-золотой парчи.
– Всё выкроено по вашим рисункам, Ваше высочество, – с гордостью заявил мэтр Савари, поднимая перед собой лиф, чтобы продемонстрировать загадочный блеск парчи. – А рукава! Как вы и просили, я выкроил их из другой ткани. Основы рукавов будут лишь немного длиннее локтя, а дальше… – он указал на стоящего у него за спиной юношу, в руках которого красовались кружевные воланы, которые служили продолжением рукавов и должны были целомудренно прикрывать тонкие запястья княгини.
– Ах, это же чудо! Мне не терпится взглянуть на то, как всё это будет смотреться на мне!
Забыв о споре с братом, который предпочёл остаться у окна, продолжая разыгрывать недовольство всем на свете, Катрин скрылась за ширмой, где её ждали четыре девушки-белошвейки, нанятые мэтром для того, чтобы прислуживать на примерках его самой знатной клиентке.
– Сюда, мадам!
– Будьте добры, позвольте помочь…
– Осторожнее, шнуровка! Петельки…
– Ленточкой перехватите… Ещё одну нитку, Мари!
– Булавкой, булавкой подколите букетик!
Прислушиваясь к весёлому щебету девушек, суетящихся с примеркой платья княгини де Монако с куда большим шумом и энергией, чем этого требовалось, молодые люди некоторое время хранили неловкое молчание. Мэтр Савари от волнения съехал на самый край софы и со смиренным видом, перебирая пальцами сложенных на заметно выделяющемся животике рук, ждал, когда ему позволят взглянуть на результаты его ночных трудов.
Так продолжалось до тех пор, пока дверь, предназначенная для прислуги, не распахнулась во всю ширь.
В приёмную вошли слуги, несшие в руках тяжёлые подносы с блюдами под серебряными крышками и огромные корзины с бутылками вина.
– Ах да! А вот и завтрак! – воскликнул д’Эффиа и посмотрел на мирно дремлющего Данжюса.
– Оставьте его, – тихо посоветовал де Беврон и покосился на де Гиша.
По лицу графа было заметно, что волна гнева, бушевавшего в его сердце с раннего утра, наконец-то схлынула, и он был готов к перемирию.
– Расставьте всё на столе! – скомандовал д’Эффиа и указал на широкий овальный стол в глубине комнаты, стоящий напротив широких венецианских окон, выходящих во внутренний дворик с садом.
– Я вовсе не голоден, – заявил де Гиш.
Тем