году, когда Королевство Румыния получило русские, австрийские и венгерские земли за то, что присоединилось к войне на стороне победителей.
– Так она и обрела свои восхитительные формы, – подытожил Гай. – Как и все, кто нажились на войне.
Мимо с ревом пронеслись гоночные автомобили, водители которых непрерывно давили на педаль акселератора и гудели. Лошадь, которая в свете фонаря оказалась совершеннейшим скелетом в поношенной шкуре, никак не отреагировала на шум. Не дрогнул и кучер, который кулем возвышался на козлах.
– Скопец, – прошептал Гай. – Местная достопримечательность. Это русская секта. Они считают, что для достижения благодати люди должны быть совершенно плоскими – и мужчины, и женщины. Поэтому после рождения ребенка устраивают невероятные оргии, впадают в транс и кастрируют себя.
– Господи! – воскликнула Гарриет и уставилась на обширную бархатную спину евнуха, после чего перевела взгляд на темные просторы Мунтении[9], среди которых, словно свадебный торт на блюде, возвышался Бухарест. – Варварская страна.
Когда повозка остановилась у «Павла», одного из крупнейших ресторанов под открытым небом, шум автомобилей перекрыл визг цыганской скрипки. За живой изгородью царил хаос.
Народу было битком. Серебристые лампы, развешанные на деревьях, ярко освещали морщинистые стволы, гравиевые дорожки и лица гостей, которые, все потные от предвкушения вкусной еды, с обезумевшим видом требовали немедленно их обслужить. Кто-то стучал ножом по бокалу, другие хлопали, некоторые причмокивали губами, а остальные хватали официантов за фалды с криками: «Domnule! Domnule!»[10] – потому что в этой стране даже самых недостойных звали господами.
Запыхавшиеся и растрепанные официанты отбросили всякую вежливость и убегали, не дослушав заказ. Посетители выкрикивали что-то в пустоту, потрясая кулаками, и выражали свое негодование гневными речами и жестами. В этом шуме почти не слышалось смеха.
– Все так сердятся, – сказала Гарриет, которая поддалась атмосфере и сама стала отчего-то сердиться.
Официант налетел на Принглов, словно разгневанная птица, и сообщил, что они стоят на пути в кухню. Они отодвинулись, а он бросился к открытому окну и гаркнул в него, перекрикивая царивший на кухне шум. Повара не обратили на него никакого внимания, только продолжали морщиться в чаду гигантской жаровни. Официант грохнул кулаками по подоконнику, и тут один из поваров бросился к нему и наполовину высунулся из окна, словно разъяренная собака на цепи. Он ударил официанта, и тот повалился на пол, не переставая что-то говорить.
– Румыны так веселятся, – сказал Гай и отвел Гарриет в укромный уголок, где под виноградными лозами на столе была разложена еда.
В центре высился пышный букет из кусков жареного мяса: отбивные, стейки и филе, окаймленные цветной капустой. Баклажаны размером с дыню были свалены в кучу, рядом стояли корзины с артишоками, мелкими коралловыми морковками, грибами, горной малиной, персиками, яблоками и виноградом. На одной стороне выстроились французские сыры, на другой – икра,