Вода. Евгения Корелова

Мы абсолютно разные! Мать… она старается его поддерживать, она мечется между нами, она мечется. Понимаете?

      Аркадий пристально смотрел на него.

      – Я абсолютно точно могу сказать… абсолютно точно могу сказать, что я его ненавижу! Он несостоявшийся человек, он не может обеспечить семью. Он не любит своего сына, я вижу, как он смотрит на меня. Иногда мне кажется, что он очень… как бы это сказать… – Антон сделал длинную паузу, манерно зажав нижнюю губу, так, как обычно делал Аркадий Степанович. – Иногда мне кажется, что он раздосадован тем, что я болен, понимаете? Тем, что я неполноценный.

      Он посмотрел на Аркадия со слезами на глазах.

      Режиссер встал и налил себе выпить, потом повернулся к Антону:

      – Ну а что же делать, если тебе так плохо? Какой выход? Ты же понимаешь, что тебе только пятнадцать и нужно ждать еще три года, чтобы иметь возможность выйти из семьи или поселиться в другом месте.

      – Три года! – Антон скривился. – Боже мой! Три года! Я не могу там находиться ни одного дня, а вы говорите – три года!

      Аркадий ухмыльнулся:

      – Мне кажется, Антоша, ты преувеличиваешь! Ты сейчас ругаешь своих родителей, а если что-то произойдет, ты будешь скучать и скажешь, что был неправ. Мне кажется, что в тебе говорит… злость, но это пройдет…

      Антон сверкнул глазами:

      – Нет! Аркадий Степанович! Дорогой Аркадий Степанович! Я не преувеличиваю! И я не злюсь. Я с удовольствием ушел бы из того дома прямо сейчас! Если бы только было куда идти. Я ушел бы, если бы они меня отпустили, но мать не отпустит никогда… Она постоянно рыдает, постоянно смотрит на меня своими собачьими глазами, она хочет чего-то, а чего – непонятно… потому что уже давно все потеряно… потому что они не слышат меня и не понимают. И никогда не поймут. Потому что мы совершенно разные люди. И я даже спрашивал: может, они меня усыновили? Взяли из детского дома больного ребенка, чтобы было кого воспитывать…