вытерпеть такую боль и унижение ради своих детей. Не расстраивайся так уж, у многих случалось такое; надо просто через это пройти. Будь как эта женщина Чжу, подними выше голову, будь гордой и не позволяй этому всему овладеть тобой.
Цзинцю подумала, что его классовое чутьё что-то перепутало: как он может сравнивать действия моей матери с этой предательницей Чжу? Она расстроилась.
– Моя мать не исторический контрреволюционер, её потом оправдали. Ей разрешили преподавать. Те люди ошиблись. Отец моей матери вступил в Коммунистическую партию, но когда он переехал, то просто не смог найти свою новую местную ячейку. А люди утверждали, что он уехал намеренно. Незадолго до Освобождения его арестовали, и прежде, чем они потрудились прояснить всю эту историю, он заболел и умер в заключении. Но это не вина моей матери.
Третий Старче попытался успокоить её.
– Самое важное, что ты веришь в неё, потому что даже если бы она и была историческим контрреволюционером, она всё равно замечательная мать. Политика… кто знает? Не используй политические ярлыки, чтобы судить о своих близких.
Цзинцю рассердилась:
– Ты говоришь точно так же, как та предательница Чжу. Её дочь спросила у неё, зачем она оговорила себя? Ведь если бы она этого не сделала, то сегодня стала бы мучеником революции. И та ответила: «Я не боюсь ни побоев, ни смерти, но твой отец в тюрьме, и если я не сознаюсь, то ты будешь жить впроголодь до самой смерти».
Третий Старче сделал длинный выдох.
– С одной стороны, она должна думать о своих детях, а с другой, о причине. Предполагаю, как трудно ей было выбирать. Но если она никого не предала, то не было никакой нужды наказывать её вот так. В то время у Партии была политика – чтобы остаться у власти – после тюремного заключения выходить из Партии, только поместив объявление в газете. Если ты никого не предал, всё было прекрасно. Некоторые, кто занимал высокое положение, но позже попали в заключение, так и сделали.
Он назвал несколько имён для примера. Цзинцю слушала ошеломлённо:
– Да ты просто реакционер!
Он рассмеялся.
– Ты что, собираешься разоблачить меня? Это всё секреты полишинеля в высших эшелонах Партии, даже те, кто в иерархии пониже, знают кое-что об этом, – поддразнил он. – Ты слишком наивна. Если хочешь меня разоблачить, то я во всём сознаюсь и умру у тебя на руках вполне довольный. Всё, что попрошу, так это то, чтобы после моей смерти и похорон ты посадила цветы боярышника на моей могиле и поставила сверху камень со словами: «Здесь лежит человек, которого я любила».
Она вскинула руку, как будто намереваясь ударить его:
– Не неси чепуху, а то я не буду слушать.
Он наклонился к ней, подставляясь под её удар, но заметив, что она не приближается к нему, выпрямился снова.
– История моей матери, может быть, ещё трагичнее, чем история твоей. В молодости она была прогрессивна, очень революционна. Она лично заставила охранников