какое-то время Цзинцю оглянулась на боярышник, теперь уже еле заметный, и ей показалось, что она увидела человека, стоявшего под ним. Это был не солдат из рассказа товарища Чжана, крепко связанный японскими дьяволами, а молодой красивый человек… Она отругала себя за свои мелкие капиталистические мыслишки. Ей нужно сосредоточиться на том, чтобы учиться у бедных крестьян и упорно трудиться над составлением учебника. Рассказ о боярышнике будет определённо включён в него, но под каким названием? Как насчёт «Забрызганный кровью боярышник?» Возможно, слишком уж кроваво. «Красный цветущий боярышник», может быть, получше. Или просто – «Красный боярышник».
Рюкзак и авоська Цзинцю ощущались ещё тяжелее после отдыха, никак не легче. Она понимала, что это ощущения на контрасте: так немножко сладости перед полной ложкой горечи намного усиливает горький вкус. Но никто из учеников не смел жаловаться. Бояться борьбы и усталости – удел капиталистов, а получить клеймо капиталиста было единственным, что пугало Цзинцю.
Её классовое происхождение было скверным, поэтому она не должна путешествовать, эксплуатируя крестьян, заставляя их таскать её сумки – это бы означало поднять себя ещё выше масс. У Партии политика – Нельзя выбрать своё классовое происхождение, но можно выбрать свой собственный путь. Она знала, что люди, подобные ей, должны быть гораздо осмотрительнее, чем те, у кого хорошее классовое происхождение.
Но борьба и усталость никуда не уходили только потому, что о них не говорят. Цзинцю жалела, что каждый больной нерв не вянет и не умирает. Так бы она не чувствовала вес на своей спине или боли в ладонях. Она попыталась сделать то, что проделывала всякий раз, чтобы облегчить боль: дать волю своим мыслям.
И через какое-то время она почти чувствовала, что её тело было где-то в другом месте, как будто душа её уплыла далеко-далеко и жила своей, совершенно иной жизнью.
Она не знала, почему продолжала думать о боярышнике. Образы связанных солдат из рассказа товарища Чжана чередовались у неё с красивыми молодыми русскими в белых рубашках из песни. В своём воображении она и сама становилась героем, убитым японцами у легендарного дерева, и тут же оказывалась молодой русской девушкой, терзаемой нерешительностью. Цзинцю не могла честно сказать, была ли она больше коммунистом или ревизионистом.
В конце концов, они достигли конца горной дороги, и товарищ Чжан остановившись указал вниз на склон горы.
– Вон там Западная Деревня.
Ученики бросились к краю утёса, чтобы полюбоваться Западной Деревней, распростёршейся перед ними. Они увидели маленькую реку с водой цвета нефрита, которая змеилась внизу у подножия горы и окружала деревню. Купавшаяся в весеннем солнечном свете и окружённая яркими горами и кристальной водой, Западная Деревня была красива, привлекательнее, чем другие деревни, где Цзинцю ранее работала. Панорамный вид открыл поля, простиравшиеся по всему склону горы, как стеганое одеяло, собранное из лоскутков зелёного и коричневого цвета и усеянное крошечными домиками. Несколько