раз она опять убежала туда же, и я нашла ее уже прямо возле отцова стола. Когда я утащила Маху оттуда под возмущенным папиным взглядом, Маха сказала: «хотя бы немножко я успела понаблюдать». Да, теперь мне надо за двумя разбегающимися хулиганками следить, я еще не привыкла и не отрастила 5 дополнительных ног.
Маха: «мама! Мне скушно!» Ну еще бы, не гуляли, вообще весь день отдыхали, с небольшими перерывами на упражнения. А Маха привыкла к графику, когда поиграть получается контрабандой. А сейчас наигралась, и ей скучно, видите ли.
Чтобы не было скучно, мы с девочками придумали разыграть папу. Перед тем, как Махе пора было усаживаться в укладку, мы спрятали Маху в таниной постели, позвали папу, а на его вопрос, где Маха, сказали, что она только что тут была, где она может быть? И все получилось бы, не начни Маха тихо ухохатываться под одеялом. Все равно получилось весело: папа слышал машкин смех, но все равно не мог понять, где она.
Маха вскочила в семь утра, и на мои просьбы о тишине возразила: «надо, чтобы вся семья встала рано». Кому это так внезапно стало надо? Она еще и специально стала стучать по столу чем-то звонким, чтобы разбудить и Таню. Когда ей это удалось, я потребовала, чтобы они обе лежали или сидели тихо и не издавали ни звука, а то не будет у них никаких новых динозавров. И они во имя великой идеи соблюдали тишину.
Пока я причесывала Маху, Таня разглядывала маски и говорила: «Маня, ты в маске выглядишь еще страшнее, чем на самом деле». Еще страшнее? Да куда уж.
После завтрака мы поехали на прививки, и Маха отлично поспала в машине. Вот коварный ребенок – утром никому спать не дала, а сама потом выспалась. А укололи только Таню – она оказалась здорова, а Маха, наоборот, с утра в соплищах. Машкины сопли это всегда явление страшное, неуправляемое и стихийное, поэтому мы перезаписали ее на прививку на следующую субботу. А Таня бодро укололась, получила своих динозавров, и было всем счастье.
На обратном пути папа зашел в магазин, потом вернулся и сказал, что он что-то не купил за неимением этого. Таня тут же: «мама, не говори, что ты за это убьешь папу. Он милый!» Мы с папой оба вытаращили глаза. Вроде не так уж часто я это и говорю.
А за обедом дети оказались за столом одни, и Маха посахарила себе обед. А потом громко возмущалась тому, что ее пересадили обратно за маленький столик. А Таня била себя пяткой в грудь, какая она молодец, ведь это она сказала папе, что Маха сахарит еду! Я сказала им обеим, что я думаю о посахаренном обеде и о доносительстве тоже. Примерно одно – и то и другое невероятная гадость. Не дай Бог попробовать. Маха, однако, доела.
Показала девочкам нашу фотографию, где им по два с половиной года. Маха: «какие мы милые в стрижке! Эта фотка нам будет напоминать, какими мы были». О да.
Ночью Маха так хрюкала, что заснула только у нас и только после сосудосуживающих капель. Хотя я прямо очень не люблю применять такие вещи, но иначе она не спала вообще. А так спала, но в церковь мы не пошли,