«Она меня заметила. И ускользнула через запасной выход». И я уже представлял себе, как за мной приезжает полицейский патруль… А потом начал сам заходить в кафе.
Лаура ищет себе клетку. Поиск начинается внезапно, это импульс, который она не в силах контролировать. Только что она спокойно шла своей дорогой, а через мгновение уже прячется в туалете какого-нибудь бара, закрывшись на два оборота. Я вхожу, присаживаюсь у стойки и заказываю выпивку. В некоторых случаях посетителей так мало, что в итоге остаемся только мы с ней, не считая полусонного бармена и светящегося глаза телевизора, висящего в углу. И тут вырисовывается новый сценарий: я снаружи, она внутри. По-моему, она нуждается в этом.
Я тоже в этом нуждаюсь. Это пытка, в которой есть что-то завораживающее. С каждой минутой растет риск, что сейчас она выйдет и обнаружит меня. Она понятия не имеет, как выглядит сын маньяка, который годами держал ее в плену, возможно, даже не знает, что у него есть сын. Я не могу допустить, чтобы какая-то деталь моей внешности привлекла ее внимание, поэтому перед тем, как начать слежку, тщательно закутываюсь. Если в баре много посетителей, которые приходят и уходят, среди них легко затеряться. А когда там нет никого, кроме нее и меня, каждое перемещение стрелки на циферблате пронзает меня насквозь, словно огненная капля.
Четыре часа. Двадцать минут пятого… Обычно я сдаюсь первым: кладу на стойку деньги и бросаюсь к выходу, чтобы глотнуть воздуха. Я выбираю удобный наблюдательный пункт, откуда хорошо виден вход. Если Лаура покидает свое убежище гораздо позже обычного, то я успеваю превратиться в ледышку. И спрашиваю себя: «Кто за кем здесь следит? Кто кого держит взаперти?»
Бывает, что персонал заведения обращает внимание на то, что кто-то сидит в туалете уже больше часа; может, надо вызвать скорую помощь? При этих словах я тут же слезаю с табурета. А если еще начинается какая-то суета, даже не вынимаю кошелек.
Но на сеансах у психотерапевта я об этом рассказать не могу. Наима убеждена, что в последние годы добилась огромного успеха: любой другой на моем месте давно бы сломался. В лечении посттравматического синдрома ей нет равных. В моем случае ей необходимо решить несколько задач. Одна из первых – переформатировать основные постулаты моей жизни. Наима часто употребляет это словосочетание: когнитивная реструктуризация. В самом начале она постоянно просила меня представить себе арест моего отца как тяжелую автомобильную аварию, в которой мне посчастливилось выжить и в которой – это самое главное – я не виноват.
Другое важное обстоятельство, касающееся этой аварии: мой отец в ней не выжил. То, что в действительности он жив и гниет в тюрьме, не должно меня смущать: его больше нет. Человек, который породил меня и которого я знал всю жизнь, принадлежит прошлому. Мы должны очистить информацию, скапливающуюся в естественном процессе усвоения, от закрепившихся в памяти данных с целью достичь нужного результата через создание новых функциональных связей. Таково основное