Тоша все еще плутал между четырех опор будущего дома, то прикладывал уровень к брусу, то проставлял мелком какие-то крестики, приседал, чесал свою курчавую голову и горестно вздыхал. Он всегда начинал не торопясь, как бы с трудом преодолевая лень, но потом постепенно разгонялся, входил в раж, и тогда уже за ним было не угнаться.
– Тоша, кончай миллиметры считать, жрать пора! – кричал ему Юрьич и размахивал в потемневшем воздухе дымящейся ложкой.
В песочно-торфяной яме было уютно, хотя и немного сыро. Мы сидели вокруг трепещущего пламени костра, и Юрьич сосредоточенно разливал водку по гулким кружкам.
– Юрьич, не гони, – ласково уговаривал его Тоша.
А вокруг тлела, замирая, вечерняя жизнь садоводства: где-то гудел движок насоса, взлаивали собаки, кто-то стучал вдалеке молотком – однообразно и печально. Большая черно-желтая луна выкатывалась из-за гребенки далекого леса.
– Эх, мужики, – мечтательно вздохнул Тоша, размягченный выпитой водкой, – Хорошо-то как… А помнишь, Костя, как мы с тобой в "Селене" на гитарах бацали?
– Ага, – кивнул я, – прогулки по Гарьинскому "проспекту любви"? Помню, помню твою Машу…
– Гы-гы, – отозвался Тоша. – Да-а… Молодые были!
– Какую еще Машу? – заинтересованно вскинулся Юрьич.
– А была у нас такая – Маша, – оживился Тоша. – Из местных. Это когда мы с Костей в стройотряд выезжали в Коми. Тоже щитовые дома ставили. Костю тогда еще чуть из стройотряда не поперли – он командирскую жену матом обложил…
– Да ты не про жену, ты про Машу давай, – перебил его Юрьич.
– Погоди. Сейчас будет и про Машу, – успокоил его Тоша. – Мы тогда с Костей на танцах в клубе играли. Двенадцать часов бывало отработаешь, а потом – в клуб, на гитарах играть. У нас там ансамбль был – "Селена" назывался. Гена был у нас тогда на ударнике, а Вовик – соло-гитара… Костя, помнишь Вовика?
– Помню, помню, как он пьяный со сцены в зал упал…
– Да ты не про Вовика, ты про Машу рассказывай! – все более горячился Юрьич.
– Сейчас, сейчас – будет и про Машу… Но сначала была там еще такая – Вера. Костя, помнишь Веру?
– Какую еще Веру?
– Здрасте, какую Веру? Ты же сам еще с ней на свадьбе танцевал. А мне ее потом провожать пришлось – ты напился и свалил куда-то…
– Это, погоди, которая в зеленом платье была, единственная приличная дама? Мы тогда по очереди с ней танцевали?
– Да, да, да, да! – подтвердил Тоша. – Она самая…
– А ну вас в задницу, – обиженно сказал Юрьич и начал по новой разливать водку…
Сам он почти не пил, только чисто символически поддерживал компанию.
А Тоша окончательно ушел в воспоминания, физиономия его размягчилась и приобрела умилительно-влюбленное выражение, глазки повлажнели и замаслились. Речь его становилась все более путанной и медленной.
Время от времени он вскакивал с места и уходил в темные кусты. Возвращался оттуда грустный и притихший. Потом принимался вдруг считать своих бывших жен:
– Одна