матушка! Вы бы еще сказали это где-нибудь на замковом приеме! Это был бы стыд и позор! – махнул рукой Каранай.
– Так потому я и говорю тебе это здесь, – приподняла морщинистый палец мать, – а не на каком-то приеме! Один на один. Зачем же мне чихвостить своего сына на людях. Но это не значит, что ты должен не принимать мои слова к сведению, Эндри! Давно пора тебе найти новую жену, остепенится…
– Значит все-таки прелестной внучки тебе недостаточно! – не отступал Эндри, примерив сначала один плащ, а следом другой.
– Послушай меня, сынок, – старческий голос матери наконец стал мягким, таким, когда она говорила что-то действительно важное, – я понимаю, что ты тоскуешь по ее матери… услал дочь прочь, чтобы не вспоминать о ней… но жизнь-то продолжается, и она не вечна.
– Ма… – хотел было сгрубить Эндри Каранай, но прикусил язык. Более всего на свете, он не любил, когда кто-то припоминал ему это. Сделав глубокий вдох, он прогнал из головы образы ее синих глаз и рыжих, как его собственные, вьющихся волос, с щелчком застегнув плащ. – Это жестоко!
– Это правда, Эндри. Ты взрослый мужчина, а не мальчик, я же знаю… – опустила взгляд леди Иринэ, сложив испещренные морщинами и венами пожилые руки на коленях, – нужно научится отпускать и жить дальше…
– А чем я, по-вашему, занимаюсь, матушка? – обернулся Эндри к леди Иринэ, демонстративно взмахнув своим плащом. – Как мне? Идет?
– Главное, чтобы ты не промерз до костей, сынок, – вздохнула леди Каранай, поерзав в своем кресле. – Твой отец всегда мечтал, что его род, удостоенный чести стать знатным и лордским, разрастётся, как древесный корень в погожий день. Братья твои уже пустили ростки, а ты…
– Вы ко мне несправедливы, матушка, – поправляя свою одежку и проведя рукой по рыжей шевелюре, ответил Эндри Каранай, – я тружусь во славу отцовского рода, как могу. Иначе, послал бы меня Ричатт сюда, по столь важному поручению? – он не стал распространяться, что так и не уговорил лорда-хранителя Роллада пожаловать оспариваемые земли его старшему брату задаром. – Ни одно родовое древо, о котором мечтал наш покойный благороднейший отец милорд Эрвин, не вырастет, коль для него не будет достойной земли. Наследные вопросы, которые одарят наш род щедрыми земельными наделами, брат доверил мне. Это ли не труд на благо рода?
– Какой подвешенный у тебя язык, Эндри, – сварливо покачала головой леди Иринэ. – Пожалуй, хоть этим, наверняка гордился бы Эрвин.
– Отец наверняка будет благодарен моему труду, – сказал он матери. – И прелестный горный орел, герб нашего деда, будет почтенно реять на ветру!
– В такие моменты, ты звучишь, точь в точь, как отец. Сколько мечтательной надменности в твоих словах… – мать вновь откинулась на спинку кресла, глядя на него. Леди Иринэ была грузной, седой, уже сильно пожилой женщиной, однако, рассудок при всех годах не подводил ее. – Каждый из вас чем-то так походит на него…
– Иначе были бы мы его сыновьями? – улыбнулся