вновь затянула она ту же песню, и голос ее был похож на скрип несмазанного каретного колеса, – последнее отобрать хочешь… Выложи ему! А нечего выкладывать. Все отобрали, все похитили, все унесли, все повытаскали… Все, что многолетними трудами нажито, по крупицам собрано…
Бартоломе понял, что угрозами от старухи ничего не добьешься, и решил ей подыграть.
– Действительно, вот изверги! – сказал он. – А что, старая, много у твоего мужа было врагов?
– О, что звезд на небе! Полгорода облагодетельствовали – полгорода на нас зло затаило. Чем больше людям добра делаешь, тем они злее. Да без моего Яго все бы они здесь пропали, передохли от голода, как собаки. Скольких мы спасли, один Бог знает. Тому дай, другому дай, третьему дай! И никому-то он по доброте душевной не отказывал. Все беды людские близко к сердцу принимал. Вот и отблагодарили его, несчастного, да еще и опорочили!
– Но ведь твой Яго был поклонником сатаны, – заметил Бартоломе.
– Что вы, что вы! Яго был верным сыном церкви. Кресты очень любил. Особенно золотые. Серебряными, правда, тоже не гнушался. А уж сколько священников у нас в доме перебывало – и не сосчитать!
– Значит, с церковью у него были замечательные отношения?
– Да как же иначе? К нам сам настоятель монастыря святого Доминика захаживал. Бывали каноник собора святого Петра. Они церковную утварь сбывали. Каноник, так тот даже мощи предлагал. Чей-то палец да клок волос, а чей, не припомню…
– Ясно, ясно! – перебил ее Бартоломе. – Но ты говоришь, недоброжелателей у Яго было предостаточно? Можешь назвать имена?
– Как же, как же! Хулио Лоретта занял у нас сто пятьдесят эскудо, и был таков, мерзавец!! Бенито Перейра продал подсвечник, выдав за золотой, а он оказался только позолоченным. А еще… – и тут старуха начала длинное перечисление тех, кто, по ее мнению, так или иначе обидел ее благоверного.
– Довольно! – остановил ее Бартоломе. – Лучше скажи, не угрожал ли ему кто-нибудь?
– Как не угрожали! Чего только он, бедный, за свою жизнь не натерпелся! С лестницы спускали, палками били, даже собаками травили…
– В последнее время он с кем-нибудь ссорился?
– Ну да. С Антонио Диасом. Сколько крови ему этот молокосос перепортил! А того, дурак, не понимает, что его товар сбыть – это же какая ловкость нужна, какая смелость! И раздел тут может быть только такой: ему – треть, нам – две трети. Он же себе две трети требовал. «Я, – говорит, – жизнью рискую, а ты – только прибылью».
– Что это был за товар?
Старуха замялась.
– Всякий бывал… То одно, то другое…
– Ну-ка, объясни, старая!
– Они обычно говорили тихо, когда о делах совещались. А я, знаете ли, с годами туговата на ухо стала. Не могу всего разобрать. То ли было в прежние годы! О чем говорили в доме напротив и то слышала.
Бартоломе расхохотался. Он-то думал, что осведомленность старухи объясняется доверием к ней со стороны мужа, оказалось, она попросту подслушивала!
– Так о чем же говорили Яго