обратился он к молодым людям, сопровождавшим его, – следуйте к месту службы. Остальные за мной, пожалуйста. Кабинет номер два.
Помещение было достаточно свободным, а из обстановки – обычный стол и с десяток стульев.
– Раздевайтесь, присаживайтесь. Можете курить, только не все сразу.
Хозяин не выглядел особенно радушным, но и излишней жесткости, которую они уже отметили при его общении с милиционерами, в голосе не было.
– Ваши удостоверения, пожалуйста. Будем знакомиться. Я Беляев Николай Алексеевич, должность и звание вы слышали.
Посмотрев документы и разложив их в раскрытом виде перед собой, полковник обратился к Позднякову:
– Юрий Михайлович, не помнишь меня? Два года назад зимой в Кратово вместе отдыхали. Ты еще тогда на горке лыжу сломал… Помнишь, конечно. Вижу, что помнишь. И в кафе меня узнал, – улыбнулся Беляев. – Рассказывайте, друзья, по какому поводу собрались, что отмечали и почему места получше и подальше от работы не нашли? Рассказывайте, рассказывайте! Здесь молчать не получится, да и вредно для вас.
Начал Поздняков, затем как-то незаметно все перешло к Нестерову, а тот, натура артистическая, не заметил, как увлекся и стал показывать ситуацию в лицах, временами вызывая улыбку Беляева. Когда повествование дошло до событий в кафе, тот его остановил:
– Стоп, дальше я знаю. Был там, все видел и слышал.
Семушкин и Нестеров удивленно переглянулись.
– Счастье ваше, что о перипетиях состоявшегося сейчас общения с представителями органов внутренних дел я узнаю не из милицейских протоколов. Будь по-другому, на всей вашей карьере в Комитете можно поставить жирнющий крест. Правильно, Юрий Михайлович?
Поздняков согласно кивнул.
– Видите, молодые люди, начальник ваш прекрасно понимает, в какое дерьмо вы вляпались. А теперь скажите, ничего необычного не заметили? Не торопитесь, подумайте спокойно, время есть. Можете высказать любые соображения.
Семушкин, тщетно пытаясь сосредоточиться, беспомощно моргал глазами; Михалыч, закурив очередную сигарету, ушел в себя, а Нестеров невидяще смотрел в глаза Беляева, по деталям вспоминая последние события.
Первым начал Поздняков.
– В том, как все начиналось, ничего особенного не вижу. Менты в последнее время вообще ведут себя по-хамски, с нами в том числе. Особенно те, кто на улицах в форме работает. С оперсоставом нормальные отношения как были, так и остались. Эти же бросаются, словно бешеные. Лейтенант-горилла как раз из этой породы, а Володя ему просто под руку попал. Когда лейтенант уходил, у меня щелкнуло, что надо сматываться, уж больно злобен был, собака… но лень-матушка и русское авось…
– Какое там авось? – перебил холодный голос Беляева. – Водка, Поздняков, водочка виновата, а не лень-матушка, как ты говоришь. Ладно, продолжай.
Михалыч в смущении опустил голову.
– Наверное, вы правы, Николай Алексеевич. Не без этого, конечно. Но главное в другом.
Он замолчал, сосредотачиваясь.
– Казалось