рисунки, письмена. Это на каком-то древнем и мертвом что ли? А еще фигурка глиняная, разноцветные камешки… Откуда это у нее?
– Из Леса вестимо, – сказал Урвилл.
– Да-да, проклятый Лес! От него одна беда.
– Прикуси язык и не гневи Лес. А то ведь дождешься.
– А что мне терять? Что? Я все, что можно и нельзя уже потерял, – с тихим грустным смехом проговорил папаня. – Я же на самом дне. Посмотри на меня. И что вокруг меня посмотри. Днище. И ничего более.
– Смотри, постучат как-нибудь…
– Кто настучит?
– Снизу. Всегда есть куда падать. Всегда может быть еще хуже.
– Ты думаешь?
– Я знаю, – сказал Урвилл. – И не так все плохо и однозначно, раз Лес отпустил Ашму.
– А он ее отпустил? Ты думаешь это все-таки она?
Услышав такое от папани, Ашма вся сжалась и похолодела. И, правда, а вдруг она уже и не она вовсе? Ей захотелось вскочить с кровати, метнуться к настенному зеркалу, чтобы убедиться, что беда миновала.
Но страх парализовал ее, придавил, и она осталась лежать на кровати, врастая позвонками в пружины матраса.
– Она это? Да? – Глухой голос Курнута дрогнул.
Урвилл помолчал и потом сказал:
– Лес ее знает.
– То-то и оно, – Курнут тяжело вздохнул.
– Ну, так что же насчет шкатулки с «хорошо уносящей».
Урвилл опять помолчал, вздохнул и сказал:
– Ладно… Отнесу книгу старьевщику-крохобору вместе с этими камешками и фигуркой.
Он засунул книгу, камни и фигурку в коробчатый рюкзак.
– Отнеси-отнеси… – Курнут хлопнул в ладоши, потер их и придвинулся на стуле ближе к Урвиллу, который стал рыться в заплечной сумке. – Что у тебя там… Ну же не томи…
– А ты не гони лошадей, а то вообще ничего не получишь… – Одернул Урвилл.
– А я чего? Я молчу.
– Вот и молчи.
– Вот и молчу… Ну? Ну? Ну же? – Простонал Курнут дрожащим от нетерпения и предвкушения голосом.
Урвилл достал из короба-сумки маленькую черную шкатулку и положил ее на край стола.
– Ну, наконец-то… Это та самая? Та самая, да?
– Та самая, – сказал Урвилл. – Ты хоть помнишь что говорить? – и усмехнулся.
– Обижаешь, начальник.
Урвилл протянул Курнуту бутылку с противоядием. Курнут схватил бутылку и хлебнул, обросший щетиной кадык два раза дернулся.
– Еще два, – сказал Урвилл.
– Зануда, – проворчал Курнут и, поморщившись, сделал еще два глотка.
Урвилл удовлетворенно кивнул и открыл шкатулку.
– Иходыв ошорох яащусен! – Срывающимся дрожащим от возбуждения голосом проговорил Курнут.
После этой абракадабры он дернулся назад, словно что-то толкнуло его в грудь, качнулся вместе со стулом и грохнулся бы на пол, но Урвилл схватил его за рукав фланелевой рубашки и удержал. По телу Курнута пробежала судорога, потом плечи его распрямились, лицо расплылось в блаженной улыбке. Его как будто бы подменили. Он весь прояснился