этого парня Леня Розен. Всю дорогу до Ташанты он держался от других новобранцев особняком, был задумчив и молчалив.
– Ну че, пацаны, – заговорил Рябой, обращаясь к новобранцам. – Начнем, а?
Деды бросили окурки в унитаз и повернулись к «молодым».
– Так, – сказал Рябой (он явно был в этой компании за лидера), – начнем с… – Он обвел взглядом пугливо жавшихся новобранцев, усмехнулся и указал пальцем на Алика Риневича, – …с тебя, белобрысый. Ну-ка, выйди из коллектива.
Алик послушно сделал шаг вперед.
– Молодец, – кивнул Рябой, повернулся к дедам и спросил: – Кто займется этим?
– Я, – сказал Валек и медленно, враскачку двинулся к Риневичу.
– Повернись спиной, – на ходу скомандовал Валек.
Алик нахмурился. Ему не понравились ни тон деда, ни его приказ. Сердце Алика учащенно забилось, но он сделал над собой усилие и спросил, стараясь, чтобы голос звучал твердо и уверенно:
– Зачем?
Валек сплюнул на кафельный пол и гортанно проговорил:
– Ну повернись, повернись. Че ты, в натуре, стремаешься? Не съем же я тебя.
Еще секунду Алик стоял в прежней позе, затем, видимо решив пока повиноваться, пожал плечами и повернулся к Вальку спиной.
– Вот так, – одобрил Валек. Он протянул руку, и один из дедов вложил в нее широкий солдатский ремень с сияющей медной пряжкой.
– Теперь снимай трусняк и становись раком, – скомандовал Валек.
– Чего? – не понял Алик.
– Ты че, «молодой», оглох? Снимай, сука, трусы, пока я тебе башку бляхой не разбил!
Алик повернул голову и недоверчиво посмотрел на Валька. Лицо Риневича было бледным, побелевшие губы мелко подрагивали. На какое-то мгновение в серых глазах промелькнул ужас, но Алик вновь взял себя в руки.
– Да вы че, пацаны? – произнес он дрогнувшим (не удалось сдержаться) голосом. – Серьезно, что ли?
Рябой хмыкнул:
– А ты че думал, играем? Не бойся, дух, в дырку жарить не будем. Мы же не педики. Так, поставим пару печатей на батоны, и все. Не помрешь.
Валек понадежнее перехватил конец ремня, угрожающе тряхнул здоровенной медной пряжкой и нетерпеливо приказал:
– Давай уже, дух, не тяни. Снимай трусы. Перед смертью все равно не надышишься.
На этот раз Алик повернулся к Рябому грудью, расправил плечи и тихо, но угрюмо произнес, глядя деду прямо в глаза:
– Не буду.
Рябой, выступивший вперед, криво ухмыльнулся и прищурил водянистые глаза.
– Че ты сказал? – прошепелявил он.
– Я сказал – не буду, – повторил Алик Рябому.
Рябой удивленно выпятил нижнюю губу и кинул дедам через плечо:
– Видали, пацаны, как молодой борзеет. – Затем сказал, понизив голос и обращаясь уже к Алику: – Ну все, дух, молись. Пи…ц тебе пришел.
Рябой угрожающе набычился и двинулся к Алику. Но тут из группы новобранцев выступил Генрих. Он встал между Аликом и Рябым. От неожиданности Рябой остановился.
– А ты чего? – спросил он.
– Ничего, – ответил Генрих. – Тронешь