ат ялман, ушь юзь кайта шрисен сан, жирьда. Уль! (Пока они до меня доберутся, ты, чурка, триста раз сгниёшь в земле. Умри)
Мамедов вздрогнул, услышав родной язык, так чисто высказанный ему пожеланием, без акцента, без злости, безо всего, просто произнесённый, с чувством и от души.
Нуриев поднялся с корточек, улыбнулся, и наступил подошевой ботинка чеченцу на грудь, придавил, с наслаждением слушая, как из горла кадия вырываются хрипы – Уль! (Умри!) – Альберт давил на массу, причиняя жертве неимоверную, адскую боль – Уль! (Умри!)
Сухрай умирать не хотел, боролся, вспоминал про себя обрывки молитв, сур, аятов, но впомнить не мог. В голову лезли проклятья и обида, за самый свой ценный и коронный проигрыш, за жизнь.
Сделав над собой последнее усилие, Мамедов чуть приподнял голову, сверля силовика лютым звериным взглядом, сплюнул и процедил, сквозь стучащие от злости зубы – Сан али курмайсин, болларында. Жаннатка тушмайсы хатынын янап аля да ульмаз. Шуна быль! Сани азарлыем, сани и бетен санен хардашлярен! (Ты никогда не увидишь своих детей! Твоя жена сгорит в аду, так и не умерев! Помни об этом! Знай, я проклинаю тебя! Тебя и весь твой род!)
Нуриев рассмеялся, смех его прозвучал раскатом грома в зловещей беспечной тишине – Куанма, мен илянмаган. Аллах жазалайди, кеиь яна! Хазур уль! (Не обольщайся, я не женат. Аллах рассудит, кому, где и как сгореть, а сейчас умри!)
Подполковник, вложив в приподнятую правую ногу всю силу и ненависть против «чёрных», которая жила в нём будто панацея, со всего размаху опустил её на сердце Сухрая. Мамедов ахнул и застыл, в приоткрытых безжизненных глазах его стеклом застыла ненависть и боль.
Альберт сплюнул дагестанцу на лицо – Аллах акбар, сары ит! (Аллах велик, пёс!)
Ухватив Сухрая за щиколотку, Нуриев потащил его обратно, к месту сделки. Тело кадия было тяжёлым, но эта несущественная деталь вовсе не смущала Альберта Айдаровича, он вёз бандита по земле, как истинный, добытый трофей. Для, видавщего виды, силовика, презренный чеченец был очередным грузом двести, который встал временно на пути, но был вовремя ликвидирован. Двенадцать участников ночной стрелки лежали на земле, лицами вниз. Руки у задержанных были сцеплены за спинами наручниками.
Прям чёртова дюжина! – усмехнулся Альберт, брезгливо оттолкнув от себя тело Мамедова – Ну, есть ещё желающие поговорить подобным образом? – одиннадцать человек приподняли головы, двое даже не шелохнулись, Нуриев подошёл к молчавшим и пнул одного из них ботинком – Ты чо, глухой или особенный?
Кушанашвилли сдавленно произнёс, ибо лежал рядом с дагестанцем – Он мёртвый, он и тот, что лежит рядом с ним!
Альберт Айдарович наклонился к Резвану – А ты суфлёр их или тоже хочешь присоедениться к троице?
Грузин испуганно замотал головой – Нет! Нет, нет, нет, я просто пояснил причину их молчания.
– А-а?! – Нуриев саркастично похлопал Кушанашвилли по щеке – Жить хочешь, умирать рано, да, Резван?
– Да! –