визг соколиный – уши заложило. Бьются птицы – ветер завихрился, с ног валит, снег подымает, взор застит. Или птичьи перья снегом с неба сыплются?
Лук из-за спины хвать, каленý стрелу на тетиву. Никогда я лук в миру не держала, а тут руки сами знают, что да как делать.
Новая я, другая. Другой.
Кружат птицы, сплетаются. Не сбить бы сокола вместо орла. Первая стрела мимо – в солнце улетела, вторая мимо – в дуб воткнулась. Последняя в ладонь легла. Не промажу!
Прямо в желтый глаз стрела угодила. В один угодила, из другого вышла. Вскричал орел, заметался, ослепший. Сшиб его сокол наземь, упал сверху, рвать-клевать стал.
Чего время теряет? Бежать надо, в мир возвращаться!
– Томила, скорее!
Шипит на меня, крыльями хлопает, не подпускает. Пока не истерзал орла, не успокоился. Исчез орел, ни пера на чистом снегу не осталось. Ну все, сматываемся.
Не успели. Задрожала земля, ходуном заходила – дуб корни выпрастал, побежал пауком к соколу, на ходу превращаясь во всадника. Конь под ним игреневый, в деснице – топор боевой, доспех сверкает, взор из-под шлема огнем пылает.
Перун!
Сокол крыла раскинул. Перья кинжалами острыми. Тело вытянулось. Вместо клюва – пасть зубастая. Птицезмей жалом водит, оком багровым косит. Налетел на всадника. Ударил грудью. Зашатался конь. Всадник поводья натянул, поднял коня на дыбы. Ржет конь, слышится Титово: "Дак и-и-ить!" Рубанул Перун топором. Соскользнуло лезвие, крепка чешуя змеева. Ухмыльнулся змей, ударил хвостом – вышиб всадника из седла. Покатился Перун по земле, вскочил, топор поднял.
Что ж я столбом стою, на помощь не спешу? Так нет у меня оружия. Кнут исчез, стрелы кончились. Только щит-сварга в руке. Да и кому помогать? Змею-Мормагону? Богоборцу чешуйнопёрому? А если он победит? Разрушит мировой лад. Боги не простят, обрушат гнев на род людской. Нет! Не встану я на сторону мужа. Прости, Томила.
Пока я маюсь, бойцы в ком слиплись – руки, крылья, топор, когти – не разнять.
Развалился ком. Перун на снегу истоптанном, кровью багряной залитом. На коленях стоит, шатается. В руке топор дрожит – древко треснуто, лезвие зазубрено. Взлетел Мормагон. Тяжелы взмахи крыл. Отделал его Перун, повыдергал перья, посек чешую. А все ж змеева позиция выгодней. Рухнет с неба на врага, добьет.
И рухнет Мир в тартарары.
Прости, Томила!
Поднимаю щит, трубным гласом ору древнее заклятье:
– Полем иде Нтиф и Кац, и я. Камень виде Нтиф и Кац, и я. Нтиф влево, Кац вправо, я прямо. Сила со мной!
Бросок! Со свистом летит сварга. Врезается в горло змею. Как нож в масло. Башка наземь кувырк. И туша туда же. Из обрубка шеи дым пестроцветный. В сваргу, в небе зависшую, втягивается. Темнеет алая сварга до вишневой густоты, до багрового мрака. Весь дым, всю Мормагонову живу впитала и в руки мои вернулась, зудящая, горячая.
Перун поднялся. Стоит раскорякой, ноги подгибаются. Но во взоре, ясно дело: "Моя победа!" Горазды боги чужими руками жар загребать. Поднял топор и швырнул в мою сторону. Свидетеля убрать?
Замер