Но по молодости бывал слишком скор на дурное слово, порой бесчеловечен и жесток. Подобно кораблю без руля и ветрил оказаться бы ему на дне океана жизни, если бы не святой пустынник Афраат. И Апрем принял обет "Сынов Завета".
Так было с ним.
Щурясь от безжалостного света, Апрем взглянул на сияющий шар, повисший на бледном, словно вылинявшем небосводе. Шар медленно падал на него. Апрем подавил безотчётный ужас, глубокий, как инстинкт, и ему захотелось провалиться сквозь эту жёсткую горячую землю – таким жалким и беспомощным он себе показался.
Но долг "Сынов Завета" сильнее страха, сильнее того, что притаилось там, глубоко в пещере. Не успел Апрем подумать об этом, как чужая воля – непреклонная, враждебная – хлестнула по пустыне, пронизывая каждую выемку в камне, каждое затенённое углубление, переполняя душу тревогой, нагнетая страх.
Движением воздуха, пахнувшего из недр Касьюн-горы, принесло протяжный вздох и зловонное дыхание. И тогда Апрем завалил камнем узкий вход в пещеру и засыпал песком все щели.
Медлить нельзя, надо отправляться в путь.
Напутствуя его, отец Афраат торопил:
– Поспеши, сын мой, зло уже обрело плоть.
И, протянув остро заточенный каруд с широкой костяной рукоятью, предупредил:
– Она носит цветные одежды и золотые браслеты, сурьмит брови и красит лицо. Но узнаешь ты её по особому знаку.
Двигаясь к цели, Апрем неустанно молился о том, чтобы Господь укрепил его дух, и, когда показались на горизонте первые дома, он вознёс благодарственную молитву.
В Низиббине было безлюдно и тихо, ни одна собака не залаяла, когда он шёл по улице. Но так было не всегда. Город не раз знавал нашествие врагов, он и сейчас под властью язычников-персов, свято хранящих веру своих отцов.
Дом, который искал Апрем, стоял на окраине. Это была ветхая мазанка, окружённая глинобитным забором. Апрем вошёл через тесную калитку в небольшой сад, сплошь усеянный финиками.
Когда он перешагнул порог дома, то почти ничего не увидел, в маленькое окошко почти не проникал свет, только почуял острый запах золы. Присмотрелся. Комната почти пустая – пыльная циновка на земляном полу, белёные стены, узкая полоса сосновой скамьи. У скамьи женщина в цветной одежде. Она стояла к нему спиной, вдоль которой свисали две тугие косы.
Услыхав шаги, женщина обернулась. Чёрные глаза забегали, словно искали кого-то, пока не остановились на Апреме.
Она шагнула навстречу. Лицо, не прикрытое изаром, жёсткое, бледное, словно выжженное солнцем, а взгляд огненный, от него у Апрема вспыхнули щёки и уши.
– Почему ты так беззастенчиво смотришь на меня, женщина? – смутился он. – Не должна ли ты опустить глаза в землю, когда стоишь перед мужчиной?
Она ответила сквозь зубы:
– Вот ты и смотри в землю, ведь мужчина из земли сделан. А женщина взята из его ребра. Мне на мужчину и положено смотреть. Так ведь в твоих книгах написано?
Она засмеялась и, сложив косы на груди, стала распускать волосы.
И вдруг луч света упал на её шею. Апрем вздрогнул, словно ужаленный в самое сердце. Слева, под волосами, чёрная отметина, похожая на сплетение