большого студийного портрета, висевшего в гостиной, на котором были изображены все четверо. Мать с отцом сидели на стульях, а дети стояли по бокам, и одну руку каждый держал на плече у родителя, а другой сжимал его ладонь. Наряды пастельных тонов отчетливо выделялись на темном крапчатом фоне, а лица сияли буржуазной респектабельностью. Судя по Анне, снимок сделали лет пять назад. Одетая в лиловое платье с пышными рукавами, она улыбалась со всей неуклюжестью желторотого подростка. Отец был лысый и в очках, а мать, несмотря на уже немолодые годы, оказалась смуглой, знойной красавицей. Брат выглядел в точности как мальчишки, которые задирали меня в школе каждый раз, стоило мне войти в класс. Найковские спортивные штаны, безупречная прическа.
– Ну и мерзость, скажи? – послышался у меня за спиной голос Анны.
– Впечатляет. – Я сунул руки поглубже в карманы.
– Мы похожи на семейку серийного маньяка. Мать еще в этом костюме-двойке и в жемчугах. Она ведь целый месяц раскладывала на кровати разные наряды, навязывая нам свои представления об идеальной семье. – Анна шумно втянула ртом воздух. – Ты только посмотри, в чем меня запечатлели для истории. В лиловом, черт бы его побрал, платье!
– Выглядишь, между прочим, очень даже соблазнительно.
– Мне тут четырнадцать, извращенец!
Я пожал плечами:
– А мне тогда было семнадцать. Невелика разница на самом деле.
– Пойдем. – Она взяла меня за руку и потянула к двери.
Каждую комнату в этом доме украшал какой-нибудь лозунг или наставление. На стенке буфета в столовой крупным витиеватым курсивом было написано «ЕШЬ!», над кухонной плитой значилось «СТРЯПАЙ!», а в гостиной красовалось вышитое «ОТДОХНИ!». В ванной над входом я прочел надпись «ИСКУПАЙСЯ», выведенную синей краской – в тон двери. На подоконнике стояла миска, полная морских камешков.
– Мать привозит камни с каждого пляжа, – пояснила Анна и, взяв один из камешков, перевернула его, продемонстрировав надпись, сделанную черным маркером. «Барбадос, 98».
Мне вдруг стало интересно, есть ли у них бассейн. В таких домах они обычно бывали. По пути сюда я остановился купить холодного пива в газетном киоске, на который повесили билборд с надписью: «Животных в зоопарке мажут солнцезащитным кремом и угощают замороженными фруктами». «Скорее бы пошел дождь, – сказала какая-то дама продавщице. – А то у меня латук гибнет».
Я пошел за Анной наверх, накрыв ладонью ее ладонь, скользившую вверх по перилам. Прикосновение ее руки и холодного металла раззадоривало, и я, осмелев, вытянул вторую руку и коснулся ее обнаженной талии. На верхней ступеньке Анна остановилась, и я обнял ее, прижал к себе и поцеловал изгиб шеи. В тот миг я чувствовал свою власть над ней, чувствовал, как она обмякла у меня в руках. Я знал, что она хочет меня не меньше, чем я ее.
– Погоди, – сказала она и отстранилась. – А как же наша экскурсия? Ты что, забыл?
Она распахнула соседнюю дверь.
– Комната любимого братца.
За дверью появились безупречно заправленная