поделать. Голый, я забрался в мутную, чуть густую воду маленькой речушки, полной водорослей и гнилья. Сполоснувшись и поскребя налёт с зубов отросшим ногтем, я вылез на травянистый берег. Холод давил, страх сжимал сердце, и сводило до судорог пустой желудок, но я привык ко всему этому, как и к вечно смрадному дыханию, как к бороде и всему тому, что уже не должно удивлять.
Подсохнув и проводив взглядом кровавый восход жгучего пятака, я стал одеваться. Штаны-камуфляж, огромные, как булыжники, сапоги почти до колена, обтягивающая тощую грудь майка, куртка, кобура, пояс с ножами, свитер я понёс в руках и, конечно, автомат Калашникова. Уже годы я делю с ним постель и мылся бы с ним, если б можно было – для надёжности.
Я шёл обратно в наш лагерь той же дорогой битых кирпичей и пугливого детского страха, а в голове гудели ракеты, падавшие некогда в эти дома, иногда прямо в окна, иногда прямо в людей…
Блэка и Лешего я не видел, они оба могут быть где угодно; из подвала раздаются шаги и шорох, значит Леший всё же там, «охотится». Блэк, наверное, гуляет.
Я же принялся обходить местность в поисках пищи для костра, подбирал как просто сучья, так и обломки балок домов, что валялись повсюду в неисчислимом количестве, равно как и стекло окон, кирпичи, пыль…
Умирающий костёр принимал в себя сучья, щепки и бумагу, которую я поджигал, расточительно тратя спички. Уже когда костёр как следует вздыбился, горел, распаляясь, из подвала показался Леший, двигался он медленно, пятясь задом, как рак, согнутый пополам – он тащил тело Блэка. Я резко поднялся и по привычке снял автомат с предохранителя, тихо и незаметно – вдруг понадобится стрелять в Лешего, а вдруг в Блэка, а может, в обоих…
Леший, рослый мужик лет шестидесяти, вытащил, как ни в чём не бывало труп нашего товарища наружу и положил у костра. Две смежные стены, служившие нам домом, закрыли собою солнце, и вокруг меня стояла одна большая, почти густая тень, но блеск костра осветил искорёженное от ужаса чёрное лицо Блэка, казалось, он так сильно открыл рот, что у него разорвало челюсть.
Шаря по карманам убитого, Леший, путаясь, пытался объяснить мне, что Блэк сошёл с ума, набросился на него и тем самым не оставил иного выбора. Я смолчал, мне стало тошно. Особенно, когда Леший, улыбаясь, сообщил, что уж сегодня мы точно поедим мясца…
***
Блэку было тридцать, ещё сегодня ночью он был молод, силен и очень хотел жить. Утром, когда я проснулся, когда я шёл умываться, он уже был мёртв, это понятно: лицо покойника уже посерело, а он сам мягкий, как желе, и от трупа уже начинает попахивать. Он мёртв давно, возможно, Леший убил его ещё ночью, сразу же, как я уснул.
Уже начинало темнеть, мы с Лешим сидели у костра. Огонь трещал, Леший периодически переворачивал отрезанную тёмную руку Блэка, чтобы она поджарилась со всех сторон, и поглядывал на меня с пугливой улыбкой.
Леший – мой учитель, человек, спасавший меня от смерти чуть