прежде было, просто ей дела до них не было, так же, как и им до её прогулок. Зачем тут ходит, что ищет, – знали же, что она жена их ГОРа. Обратится – помогут, спросит – ответят, а так чего лезть? Повторной попытки туда проникнуть она уже не предпринимала. А взять и остаться на ночь в его жилом отсеке в самом подземном городе, чтобы дождаться уже там и всё выяснить, не захотела, чувствуя, что это будет выглядеть какой-то униженной мольбой. Но мольбой чего? Что именно она должна вымаливать?
Однажды она гуляла по тропинке, параллельной Главному Шоссе, и он проезжал мимо в сторону столицу. Она увидела, как он поднял руку, приветствуя из открытого окна своей машины. И тогда неведомая сила, будто бы и не исходящая из неё самой, толкнула её в спину, и она помчалась прочь от него в глубину леса.
– Нэя! – закричал он вслед, и она услышала, как резко затормозила машина, – Подожди же!
Но в этом «подожди же»! не было ничего, что давало бы надежду на перелом этой чудовищной ситуации неопределённости. Она это остро и безошибочно почувствовала! Ничего уже не произойдёт, кроме пустых фраз и усиления дальнейшего и непостижимого разлада. Точно также, как было когда-то во времена её убегания от него в первые дни жизни здесь, а бесконечные разговоры у стены не приводили ни к чему, кроме бесплодных и мучительных сотрясений. Всё вернулось в исходное состояние. И она стала жить в инерционном режиме работы, сна, отдыха, прогулок без цели и разговоров со своими служащими в режиме автоматизмов, скорее. Чуткая Эля умело не затрагивала границы, очерченной хозяйкой своеобразной капсулы, в которую та себя замуровала, и как обычно сглаживала все конфликты внутри «Мечты», чтобы те не затрагивали главную «мечтательницу». Чисто внешне никаких изменений в ней не произошло, и с чего бы? Беременность нисколько не деформировала пока что её облик. Но сияние стало покидать её.
В закрытом мирке «Лучшего города континента» злорадно перешёптывались, переглядывались, наблюдали с уже откровенным любопытством за развитием сюжета из жизни хозяйки «Мечты». Арендодатель из «Зеркального Лабиринта» попользовал эту дурочку и бросил. Забыл, как и не было. А она-то уж и воображала о себе, уж и порхала в своих птичьих пёстрых нарядах. Его можно понять. Одинокая и доступная, бывшая актриса или кто она там была? Но кому из них была она доступна? А говорить гадости было приятно, и топтать её чистое имя в грязи тоже. Решила стать тут первой дамой? Ну не смешно ли? И даже её девчонки, кого она подобрала в нищих столичных кварталах, втайне потешались над ней. Она же страдала настолько, что в короткое время сошла с лица и впала в заметную апатию. Ждать? Чего? Его объяснений? Но их не будет. Привыкнув к мужской ласке, без которой прожила столько лет прежде, внезапно утратив её, она даже об этом не сожалела. Её накрыла какая-то тупая невосприимчивость ко всему. Она перестала даже различать цвета и узоры тканей, не могла отличить сшитое платье от ещё не готового. Путала заказы, имена заказчиц, словно то, что питало её, вдруг отключилось,