прости, парень, – извиняющимся тоном проговорил Блейз. – Полежи еще немножко.
Мирддин сидел на крыльце и чистил грибы. В принципе, не такое и плохое это занятие. Медитативное. После Каэр-Динен всегда так и тянет… помедитировать.
(Каэр при виде «подарочка» усмехнулась половиной рта – ты опять?
Это не я, сказал Мирддин. Это Блейз.
Каэр только хмыкнула.
Мирддин некоторое время постоял, глядя, как она раздает указания. Холодный морской ветер обрывал лепестки с арок. Фир болг выворачивалась, пытаясь их поймать. У нее не получалось.
Я обещал, что будут розы, сказал Мирддин. Надо же было как-то… мотивировать.
Каэр сняла соцветие с ближайшей арки и протянула фир болг. Та сжала разлохмаченный цветок в кулаке и не выпустила, даже погружаясь в капсулу для «холодного сна». Ей нужна программа реабилитации, пояснила Каэр. На все это требуется время. Пусть пока побудет так.
Ясно, сказал Мирддин. Что он, собственно, еще мог сказать).
Скрипнула калитка.
– А, Шон! Заходи, заходи! – замахал рукой Блейз.
Шон затряс головой:
– Да я так… это… от матери передать…
Блейз сделал круглые глаза:
– Что, опять? Да мне вашими стараниями еды на пять лет вперед хватит! Мне уже ваши варенья-соленья ставить некуда!
– Не… это она вот ему, – Шон мотнул в сторону Мирддина головой.
– Так ему и передай! – весело отозвался Блейз и скрылся на кухне. Оттуда энергично шкворчало и тянуло жареным.
Мирддин вздохнул, отложил ножик и принялся снимать перчатки. Шон ошалело на них уставился. Не принято было тут чистить грибы в перчатках. Ну, что поделать.
– Ну, давай, – он протянул руку.
Шон вдруг ухмыльнулся:
– А это, мать говорит, белоручке. А то зима скоро, ухи отморозит.
– Спасибо, – автоматически ответил Мирддин, принимая пакет. К местной манере выражаться все-таки следовало привыкнуть.
В пакете была бодренькая оранжевая шапочка. С помпоном.
Мирддин стоял над блейзовским мотоциклом, весь в машинном масле, и разглядывал конструкцию. Любопытство пересилило здравый смысл, и последние пару дней он провел, копаясь в этом конструкторе и выясняя, что да как.
Все-таки это была вещь. Было в ней какое-то варварское, доисторическое величие примитивного вида, давно обреченного эволюцией на вымирание, но все-таки сохранившегося. Невозможно было не любоваться.
В распахнутые ворота заглянул проходивший мимо Шон.
– Маслопровод барахлит? – спросил он со знанием дела.
– Ага, подкрутил маленько, – откликнулся Мирддин.
– У «Кормаков» всегда так. Или маслопровод, или еще что. Зато если руки откуда надо растут, цены им нет. Не какая-нибудь дрянь хлипкая, вроде «Дагенов»… Тебя, кстати, как звать-то?
– Эмрис я, – сказал Мирддин, не отрывая взгляда от двигателя.
– Из кармартенских, чтоль? – спросил Шон. – Вечно там какие-то Эмрисы, Элвисы…
– Ага, – ухмыльнулся Мирддин. – По матери.
Они обменялись рукопожатием.
– Надолго