удивительно было, как женщина ещё цела. Муж горел вместе с ней, как и клялся когда-то; и в болезни, и в здравии.
Потом молодой мужчина почувствовал, как жена отпускает его руку. Он испугался было, что она начала слабеть, но она лишь положила вторую руку на живот, и сотрясаясь от усилившихся схваток, попыталась выровнять дыхание. Надрывные вдохи её вскоре превратились в связную, но чуть слышную речь:
– Калеб, разбуди маму, приведи сюда, а после… – она скривилась от очередной судороги схваток, – после делай, что она скажет!
Он смотрел на неё ошарашенно секунду, как будто неожиданно разучившись понимать человеческую речь. Он только видел измученное лицо любимой; она смежила веки, прикрыла глаза, на кончиках ресниц несколько прозрачных капель никак не желали упасть… Потом, найдя в себе немного сил, она повторила:
– Калеб, ко мне маму… приведи… прошу тебя…
Ещё через долю секунды он, наконец-то, отреагировал на слова жены. Быстро он вскочил с помятой постели и устремился к двери. Распахнул её и выбежал в коридор, оставив дверь нараспашку, звук его шагов застыл где-то в коридоре по направлению к гостевой комнате…
***
Итак, она не успела!
Внутренности Энни словно раздирало изнутри, и что-то неподвластное её воле обрело власть над её телом. Каждый новый, всё более сильный спазм схваток, вырывал из её горла крик. Ей казалось, она скоро оглохнет от собственных душераздирающих воплей. Ей казалось, она ослепнет от боли, погружаясь всё глубже в её водоворот, жуткие глубины, из которых не знала, сможет ли найти путь на поверхность. Она задыхалась от всхлипов, плакала, и потоками слёзы скатывались по щекам, но не было желания их утереть. Мало-помалу перед собой Энни Хауард могла разглядеть уже только размытые очертания бельевого шкафа.
Калеб не возвращался словно вечность…
А, может быть, это было не так? Может, боль, пришедшая к ней так внезапно, длится несколько минут? Всего несколько ничтожных минут, а не несколько часов… несколько дней? Может, время, в верных союзницах которого была теперь адская, всё нарастающая боль, смеялось над ней, растянулось в пространстве, чтобы вдоволь покуражиться над её бедой, бедой каждой женщины на пороге родов?
После очередной, самой ощутимой и мучительной схватки, всё, как будто стало спадать. С последним её вскриком, который Энн уже смогла приглушить, она почувствовала влагу, стекающую по бедрам, а потом мокрое пятно пропитало насквозь простыни. Тогда же в комнату вбежала миссис Эдмонт, мать Энни, а следом за ней взволнованный, если не сказать, испуганный, Калеб.
Энни изогнула губы в жутковатой улыбке облегчения при виде матери. Она подбежала к постели, на которой неловко сидела, бессознательно разведя ноги, её дочь.
– Дорогая, у тебя воды отошли! Осталось немного, – сказала миссис Эдмонт, – но самое важное…
– Мама! – жалобно всхлипнула Энн.
– Тсс… – ответствовала мать. – Ты должна собраться, ты справишься, как и все! К тому же выбора нет…
– Мамочка,