сказки о том, как мне тяжело служилось. Я, становясь военным, понимал, что такая ситуация, как сегодня, может наступить. Второй момент связан с Крымом. Мне после тех событий было бесконечно стыдно. Это трудно объяснить гражданскому и вообще трудно объяснить невоенному… Меня разоружили, на моих глазах сняли флаг. Это… Я, наверное, 21-го марта буду каждый год напиваться до комы. Потому что большего позора в своей жизни я не испытывал. Это позор и унижение. Я знаю, что у меня никогда в жизни никто ни при каких обстоятельствах больше из рук оружие не заберёт. Никогда! Если я буду в состоянии дышать. Я вышел из Крыма в мае месяце и с тех пор все время жаждал…
Отмщения?
Не совсем верное слово… Я лишился дома, малой родины, я уходил в никуда. Но я хочу туда вернуться. И не туристом. А для этого нужно сначала закончить на Востоке. Это счет, который пока не оплачен. Я его немного уравнял, конечно. Я хорошо воевал. А полностью оплачу, когда верну свой флаг на свою часть. Как-то так…
Справедливо говорить, что в Крыму наши военные саморазоружились?
Это слишком упрощенное понимание… 28-го февраля в обед они к нам приехали – зеленые человечки, а 21-го марта мы спустили флаг. Свой флаг я снял сам, дожидаться прихода сраных казачков, которые начнут сдирать его, не собирался.
Когда был переломный момент? Когда те стали командиров наших покупать. Вначале нас попытались взять нахрапом – не получилось. В первых числах марта надежда на лучшее еще сохранялась, сопротивление было. Сопротивлялись, прежде всего, командиры. Чтобы вы понимали: ситуация была критической с самого начала, потому что нас предал начальник Генерального штаба – Ильин. В ночь на вторжение, 27-го февраля, он прислал телеграмму в войска: резервные группы распустить, дежурной службе оружие сдать, в случае попыток захвата сопротивление не оказывать. Он это дело сделал и лег в госпиталь в Севастополе якобы с инфарктом.
Командир моей части этот приказ выполнять отказался. И когда к нам приехали «зеленые человечки», наше поведение их удивило. И после этого они стали работать с командирами частей, подразделений и кораблей. И удачно. Чтобы купить нашего командира, хватило $200 тыс. и 3-комнатной квартиры в Москве. Это, на самом деле, не так много. Сдать артиллерийскую часть за такие деньги – это немного. А он реально сдал. И это он забирал из моих рук оружие.
А еще 28-го числа он послал русских куда подальше.
Он сопротивлялся числа до 18-го.
Это в нем говорил патриотизм или офицерская честь?
Скорее, второе. Но оказалось, что у многих была своя цена. Командирам кораблей приносили в чемоданчиках по полмиллиона долларов.
У меня как у гражданского в марте была внутренняя уверенность, что наши стрелять все равно не станут.
Дали бы внятную команду – стреляли бы. Только – нормальный приказ. И я так скажу: если бы нашелся хотя бы один командир из солидной части, который открыл бы огонь…
Я вам скажу, что возможностей 36-й бригады береговой обороны в Перевальном хватило бы, чтобы отогнать русских подальше аж бегом. Ничего «тяжелого» у россиян