не пугалась столько ничего,
Как гадкого лица его.
Поверь мне, куколка, не страшен он нимало.
Его присутствие во мне волнует кровь.
Ко всем и ко всему питаю я любовь;
Но как тебя я жду и видеть жажду,
Так перед ним я тайным страхом стражду;
Притом мне кажется, что плут он и хитрец,
И если клевещу – прости меня, Творец!
И чудакам, как он, ведь жить на свете нужно!
Нет, жить с таким я не могла бы дружно!
Он всякий раз, как явится сюда,
Глядит вокруг насмешливо всегда,
В глазах его таится что-то злое,
Как будто в мире все ему чужое;
Лежит печать на злом его челе,
Что никого-то он не любит на земле!
С тобой всегда я так довольна,
Мне так легко, тепло, привольно;
При нем же сердцем унываю я.
Ах ты, вещунья милая моя!
И столько он мне ужаса внушил,
Что, если к нам войти ему случится,
И ты как будто мне уже не мил.
При нем никак я не могу молиться;
И так тогда мне больно, милый мой!
И верно, Генрих, то же и с тобой.
Здесь антипатия!
Прощай, идти мне надо.
Мой друг, когда же будет мне отрада
Часочек хоть с тобою отдохнуть,
Душа с душой и с грудью грудь?
Ах, я дверей бы запирать не стала,
Когда бы только я спала одна;
Но маменька: так чутко спит она,
И если б нас она застала,
Я с места, кажется, не встала бы живой!
Мы все устроим, ангел мой!
Вот капли: действуют прекрасно!
В питье немножко ей подлей,
И сон слетит глубокий к ней.
Я для тебя на все согласна!
Конечно, здесь ведь яду нет?
Могу ль я дать тебе такой совет?
Ты приковал какой-то чудной силой
Меня к себе: на все готова я, –
И больше сделать, кажется, нельзя,
Чем для тебя я сделала, мой милый!
(Уходит.)
(входя)
Мартышка! Где она?
Шпионил ты опять?
Да, кое-что я мог понять.
Вас, доктор, катехизису учили:
Надеюсь, вы урок на пользу получили.
Для девушек так интересно знать,
Кто чтит религию: кто верит непритворно,
Тот и за нами, мол, пойдет покорно.
Чудовище! Не видишь, что она
В душе любовь лишь чистую лелеет:
Своею верою полна,
Той верою, которая одна
Спасенье ей, – она жалеет,
Как душу близкую, погибшего меня.
Эх, ты! В тебе ведь только похоть бродит!
Тебя