дело скверно!
Что ест она и пьет – двух кормит: это верно.
Ах!
Да, теперь награждена!
На шею парню вешалась она:
На все гулянья с ним ходила,
С ним танцевала и кутила;
Везде хотела первой быть,
Есть пирожки да вина пить,
Себя красавицей считала;
Дошла в бесстыдстве до того,
Что наконец уж от него
Открыто брать подарки стала!
Ласкала, нежила дружка, –
Вот и осталась без цветка!
Бедняжка!
Ты еще жалеешь!
А мы? Как мать велит, бывало, прясть, –
Сидишь да ночью вниз сойти не смеешь;
Она же мигом к миленькому – шасть!
Там, на скамье, иль в переулке темном,
Не скучно было в уголке укромном!
Теперь вот пусть свою убавит спесь
Да перед нами в церкви грех свой весь
В рубашке покаянной пусть расскажет!
Ее он замуж взять, наверно, не откажет.
Держи карман! Нет, парень не дурак:
Получше может заключить он брак.
Да он уж и удрал.
Он поступил нечестно.
Да хоть женись – не очень будет лестно.
Ей наши парни разорвут венок,
А мы насыпем сечки на порог!
(Уходит.)
(идя домой)
И я, бывало, храбро осуждала,
Как девушка, бедняжка, в грех впадала!
Проступки я бранила строже всех;
Чтоб их клеймить, не находила слова:
Каким мне черным ни казался грех,
Я все его чернить была готова!
Сама, бывало, так горда, важна:
А вот теперь и я грешна!
Но Боже, что меня смутило,
Так было сладостно, так мило!
У городской стены
В нише стены статуя Mater dolorosa[13], перед нею кружки с цветами. Гретхен ставит свежие цветы.
Скорбя, страдая,
О Мать Святая,
Склонись, склонись к беде моей!
С мечом в груди ты
На лик убитый
Христа глядишь, полна скорбей.
Отца зовешь ты
И вздохи шлешь ты
Из глубины души своей.
Увы, кто знает,
Как изнывает
Вся грудь моя, тоски полна?
Как душа моя томится,
Как дрожит, куда стремится, –
Знаешь ты лишь, ты одна!
С людьми ли я, – невольно
Мне больно, больно, больно,
Везде тоскую я!..
Одна ли горе прячу, –
Я плачу, плачу, плачу,
И рвется грудь моя.
Цветы омыла эти
Слезами я, скорбя,
Когда я на рассвете
Рвала их для тебя.
Когда мне заблестели
Лучи зари в окно –
Сидела я в постели,
Рыдая уж давно.
Меня позором