обдувал ее, охлаждая горячую кровь на бедрах, и она поняла, что квадратная дверь на крыше была распахнута. Или нет? С верхней ступеньки лестницы, с квадратной площадки, открытой для звездного неба, проникал ночной воздух.
Наконец больная женщина смогла найти слова:
– Что это было?
– Сухая гроза, – произнесла Джехенит, и эта ложь с удивительной быстротой сорвалась с ее губ. – Но все закончилось.
Все еще находясь в оцепенении, женщина, казалось, была удовлетворена ответом.
Тогда Джехенит впервые поклялась себе, что никто не узнает правды, и в последующие годы она будет клясться в этом снова и снова. Никто не должен знать.
Это сделала малышка.
Ее долгожданный ребенок оказался девочкой, как она и просила, но не той, которую хотела Джехенит. Более чем вероятно, что она никогда не станет целительницей. Она владела всеми видами магии.
Теперь Джехенит понимала, что ей следовало лучше молить Велью о желаемом. Велья была Богиней Хаоса, в конце концов. Она давала желаемое так, что ты больше не хотел этого.
И хотя было уже слишком поздно, Джехенит желала – с яростным огнем всех тех голубых искр, которые ее новорожденная принесла в мир, – чтобы девочка оставалась в ее теле хоть немного дольше. Чтобы прожить еще один день в мире, где все иначе. Всемогущая девочка. Гораздо хуже, чем отсутствие девочки, отсутствие ребенка.
Плач ребенка затихал, сменяясь каким-то другим звуком. Ее блуждающий взгляд оторвался от лица матери и заскользил по тусклой свободной комнате. И то, что вырвалось из ее беззубого рта, было жутко похоже на смех. Руки беспорядочно порхали, исследуя воздух.
Джехенит могла бы поклясться, что на пухлых, покрасневших кончиках пальцев девочки она увидела призрачные следы еще нескольких голубых искр, вылетевших из небытия и вернувшихся обратно.
Хвала Велье. Будь проклята Велья. Всемогущая девочка. Никто не должен узнать правду.
5
Сдерживающая магия
Пять дней спустя
Джехенит
Джехенит не переставала думать о Дворце Рассвета.
Через пять дней после того, как она родила свою всемогущую дочь, Джехенит очнулась от беспокойного сна: рука мужа обхватила ее бедро, и она не знала, кто это – Косло или Дарган. В голове царило непроглядное облако, и так было уже несколько дней. Малышка Эминель спала мало, а Джехенит – еще меньше. Она всегда была измотана, но не из-за ребенка. Вернее, не из-за криков или из-за того, что девочку нужно было кормить и укачивать, чтобы она снова заснула.
Каждый раз, когда она лежала на этой подстилке, ночью или днем, при свете или в темноте, этот образ настойчиво возникал за ее закрытыми веками. Дворец Рассвета сверкал золотом, его изгибы и колонны из песчаника были высечены прямо из гладкого горного склона, его шпили и арки вздымались ввысь. Парадные ворота вырисовывались в тени. Затем волна копошащихся существ хлынула вниз по ступеням и на песок, словно жуки, уродливые, черные и низкие. В горле застучал пульс,