экранными картинками. В последнее время его то и дело выдирают таким вот образом из мира, даже не спросив, хочется ему того или нет. Сколько раз ему приходилось уходить с собрания, понятия не имея, о чем на нем говорилось? Сколько раз он сидел за ужином, не понимая, о чем говорят вокруг? Сколько раз за рулем ему довелось пропустить нужный поворот с Периферик?[3] Да о чем вообще говорить, если он даже не помнит характера своих мысленных блужданий! Что-то вроде дискретной комы.
– Я о платье. Как оно тебе?
– А что платье? Э-э-э… Оно… Оно… Да не знаю я… Красивое, вот что.
– И это все, что ты можешь о нем сказать?
Ох уж эта ее манера отвергать ответ, если он ей не нравится.
– Ну почему же, я могу и больше…
Ох уж эта его манера то и дело попадать впросак.
– Тогда я тебя слушаю…
– Ну… Оно симпатичное… В цветочек… Пестренькое… Как на меня, даже слишком.
– Согласна, действительно очень пестрое… Что еще?
– Знаешь что, – ворчит Жан-Пьер, – я не собираюсь устраивать тебе лекции по поводу этого долбаного платья! И потом, сначала мне надо посмотреть, как оно будет сидеть. Хотя я даже не сомневаюсь, что оно тебе отлично пойдет, птичка моя… Ну так как, может, все же отменим ужин?
«От этой «птички» за километр несет иронией, но все лучше, чем ничего», – думает Изабель.
Сидеть напротив Поля и Соланж, видеть предсказуемые физиономии каждого из них и слушать их навязчивые разговоры для Жан-Пьера выше всяких сил. Будто эта парочка была неотъемлемой частью их собственной семьи и придавала ей законную силу. Примерно то же самое, что играть в парный теннис, никогда не меняя партнеров. Неизменно два на два, лицом к лицу. Игра отражений в зеркалах. А ужин, когда одна такая парочка приходит в гости к другой, будто создан для того, чтобы утвердить их в качестве единого целого. Чтобы гарантированно быть вдвоем, надо обязательно встретиться вчетвером. Мы крепкая, проверенная, надежная чета, в доказательство этого пригласившая на ужин чету наших друзей.
– Это платье я купила не себе.
– А кому? Уж не Соланж ли? У нее что, опять день рождения? Сколько раз в году она их отмечает, а?
– Как все, один. В прошлом месяце. И его ты, кстати, тоже хотел отменить.
– Это я по привычке забежал вперед.
– Но в конечном итоге остался очень доволен той вечеринкой… Короче! Это платье, естественно, я купила не для Соланж. И тебе это прекрасно известно, ведь…
Но Жан-Пьер уже опять отключился и больше ее не слушает.
К нему вкрадчиво возвращаются воспоминания о том вечере. Немного расплывчато. Жан-Пьер не стареет, у него просто путаются мысли. Он будто в тумане видит квартиру, на фоне которой смутно выделяется масса гостей, устроившихся в гостиной и на кухне. Они сбились в стайки, похожие на виноградные гроздья: приглашенные липнут к тем, кто громче всех говорит. Ему в глаза лезут салатницы, доверху наполненные непонятным содержимым, и блюда, ломящиеся от пирогов, фруктов, салатов и чипсов – традиционная «глуби-бульга»