вполоборота. На самом деле приходилось перекрикивать музыку.
– Куба либре, – пожала плечами Джойс, наклонившись ближе.
– Целый стакан рома?
– И немного колы.
Девушка усмехнулась, доставая пачку сигарет из кармана и прикуривая каждому по очереди. Мэрион, выдохнув дым, счастливо рассмеялся, и Дилан, признаться, тоже почувствовал облегчение от табака. Неведомым образом тот его успокаивал, и Дилан однажды сделал второе исключение в своей жизни. Их стало два: Мортимер и сигареты.
Они не нашли слов для разговора. Докуривали сигареты, теряясь в своих мыслях или их отсутствии, думали, что музыка чересчур громкая, что толпа становилась все больше, что от тяжести алкоголя хотелось спать. Дилан посмотрел в толпу, Мэрион, уловив движение, проследил за чужим взглядом и остановился на вошедшем в коридор с комнатами Мортимере. Того за руку вела вперед какая-то девушка.
– Нашел, – пробормотал Мэрион.
– Кто же его найдет, если он сам себя найти не может? – ответил Дилан, затушив сигарету в стеклянной пепельнице на барной стойке.
Мэрион слабо улыбнулся, отворачиваясь и закуривая снова. Он много пил, молчал и еще больше – курил. И Дилан всегда мысленно интересовался, наблюдая за другом, что такого серьёзного у него в жизни случилось, если он целиком и полностью состоял из таких отвратительных привычек.
– Зачем искать? – вдруг спросил Мэрион. – Не проще ли создать?
Дилан покачал головой в разные стороны.
– Я за все время так и не увидела Софи и Фэлиса, – вновь появилась Джойс, которая куда-то отходила.
– Да, – кивнул Дилан, – я тоже.
– Я видел, – сказал Мэрион. – Недавно. Они ушли в коридор, потом пропали.
Джойс, посмотрев на Мэриона, вскинула в удивлении бровь, но ничего не сказала. Дилану в тот момент было все равно и на Фэлиса, и на Софи, которая была последним, шестым звеном в картине. Ее рыжие волосы и яркие зеленые глаза всегда мелькали то в одном месте университета, то в другом – их невозможно было не заметить; но сейчас Дилан не хотел их замечать и был рад, что мог этого не делать. Не то чтобы он был суеверным, но зеленый с детства был для него проклятым цветом.
В тот момент, когда Дилан и Мэрион заговорили о чем-то бессмысленном, маленьком и неинтересном, Джойс отлучилась на кухню, а за Мортимером закрылась дверь в комнату на замок.
Время близилось к трем часам ночи.
***
В то мгновение в комнате повеяло холодом, но Фэлис с трудом мог дышать. За закрытой дверью шумели люди, в дверь настойчиво стучались, прося очередную дозу, но юношу заботило другое. Софи стояла напротив окна, наблюдая за полной луной, свет которой попадал на ее, и без того бледную, кожу, теперь и вовсе будто бы изнутри подсвеченную. Для Фэлиса девушка казалась недостижимой: в этой вуали света, с этими яркими волосами и глазами, с этой снисходительной улыбкой на гладких красных, всегда красных, даже без помады, губах. Он знал, что улыбка предназначалась ему, и сидел на кровати, опустив голову вниз, как маленький