больше власти, тем больше соблазн ей воспользоваться.
Алина
Я думаю о тебе. О твоих длинных волосах, опаленных красным, о стали в крови, которую читала по глазам, по коварным планам и образам, так старательно сплетенным. Мечтала быть настолько же дотошно талантливой, вымерять каждое движение вымышленных губ, складок на вымышленных лбах.
Сколько тебе обещала и не смогла осуществить. Сколько веры и сил, потраченных впустую советов – мне все сполна вернулось, за каждую выплаканную из-за меня ночь, за каждую утерянную улыбку.
Быть мерзкой и гадкой, хоть и знаю, что ты давно простила и, в сущности, тебе все равно.
Быть твоей бледной тенью, твоим выброшенным на Изнанку поломанным мальчиком с черными кругами у глаз, ищущим ответов у девы, ловящей светлячков у корней старого дерева. Быть тираном и маленькой ведьмой запутавшейся то ли в себе, то ли в черной проволоке кудрявых волос.
Спасибо тебе, свет и сталь, за все уроки, теперь я точно усвоила. Не знаю, получится ли мне стать лучше, но пока небо горит зелеными вспышками, в заколдованной штаб-квартире кто-то точно прольет молоко от смущения, а чей-то нос будет снова поломан. Значит, все еще живо, значит, что-то во мне еще цело.
Отряд
Оттуда не уходят победителями, иногда кажется, что оттуда вообще не уходят. Стираются лица и путаются имена, все истории канут в забвение. Жаль, ведь мы так яростно строили будущее, рушили друг друга.
После были ломки где-то в углу, наблюдая сквозь стеклянные двери за проходящей мимо жизнью – сколько не бейся лбом, тебе уже не стать «своим в доску».
Мы жали грязные от работы ладони, путая пот с кровью, называя друг друга братьями.
Калейдоскоп бесконечных неслучайных случайностей. Все, что вы с собой принесли: воздушные замки и привкус чая «Беседа», сваренного в огромных кастрюлях на электрической плите одной из сельских школ.
Ваши игры – детство, ваши забавы – пытки, ваши проблемы – фантазии, желание быть лучшими среди худших – смешно.
Перед сном я буду повторять имена – это все, что осталось от моего горящего сердца.
Мы были бойцами, отныне повержены.
Пожары и дожди
Воскрешающим камнем рухнет тяжелая голова на взбитые перья подушки. В салоне серебряной машины звуки старых песен напоминают, как тогда пел тихим голосом при дрожащем свете «свечки», сводя брови к переносице. Голос, который не умел злиться и никогда не был честным, ладони, сжимающие пальцы до хруста. Песни, которые знали все наизусть.
Васюш
Ты говоришь, что и не любя можно быть счастливым, напридумывать себе сутолоку дел, потеряться в ней. Давай я сыграю в шахтера, вся измажусь черным, надышусь арзамитовой пылью, усну на холодных складах, выброшенных и забытых. Давай я буду побеждать всех монстров чародейкой или разбойником. Мне вовсе не важно, правда, клянусь.
Ты говоришь, что я слишком много думаю, но за то и любишь, укладывая налитую