нарте Илир, вместо отвращения, испытывает нечто вроде благодарности, поскольку она становится его домом, местом, где возможно родство, сочувствие такого же, как и ты, отверженного миром.
Образная система повести также проникнута представлением о законе родства.
Самым масштабным образом, с которым герои признают свое единство, становится образ Земли.
Причины обращения героев к Земле различны.
«Я и земля – едины…», – говорит Хон, потому что похожих на себя он может найти только внизу, на земле (уродливая травинка) [2;45].
Причина родства здесь – болезнь Хона, делающая его парией в мире людей.
Мерча приходит к родству с Землей, потому что она дает Мерче не только возможность жить дальше, но и новое видение жизни.
Основным образом, воплощающим идею родства и принцип метаморфозы, становится образ сердца, идущий из мифо-фольклорного пласта повести – легенды о голубых великанах.
Великаны превратились в скалы, но их сущность – добрые сердца – не умирает.
Великаны превратились в скалы, подчиняясь закону родства.
Причина превращения – великая непосильная дума, разрешение которой поможет спасти сородичей и искоренить злобу и ненависть среди людей (то есть, сделать их братьями).
Илир, посаженный на цепь, пытается окаменеть, но появляется Грехами Живущий, и у мальчика начинает радостно биться сердце.
Майму, посадившего ребенка на цепь, и этим разорвавшего родство с себе подобными, мать Хона обвиняет в том, что он «потерял сердце».
Образы, воплощающие идею родства, организуются в различные уровни.
О двух героях в повести «Илир» говорится, что у них нет «Ничего, кроме…»:
у Илира – кроме голубых великанов и уголька (память о родном доме),
у Мерчи – кроме Земли и сына.
В обоих случаях первое из этих «кроме» – священное, связывающее, роднящее с вечностью.
Второе – роднящее личным родством (уголек для Илира – все, что осталось от чума отца и матери).
Именно пыль, оставшуюся от уголька, Илир высыпает на тело поверженного хозяина, когда возвращается в мир человеческого родства.
Смысл это жеста прост: Илир взял этот уголек по настоянию Едэйне для того, чтобы помнить о родителях, отомстить за них Майме, выстоять в будущих испытаниях.
И вот испытания закончены.
Родители отомщены.
Сам Илир вновь становится человеком.
Есть в повести образы, символизирующие одновременно родство и утрату родства со всеми, со всем миром.
Одни и те же горы для Илира – добрые великаны, живущие ради любви к миру:
«Впереди были горы. Таинственные голубые великаны с живыми сердцами» [2;71].
Для Маймы горы – сторожа от новой жизни, жизни, которая мешает Майме утверждать на земле его, волчьи, законы:
«Вот мои сторожа! – Майма взглянул на горные вершины. Крутые сумрачные плечи их смыкались на всех четырех горизонтах. – Некого мне бояться. Я здесь хозяин! Всегда и над всеми»