другу. Только и всего. К пятнадцати годам Саидова стала восточной красавицей с классической фигурой гимнастки. Её танец с лентами вводил в экстаз преподавательницу физкультуры, Надежду Афанасьевну. Однако к десятому классу Лада забросила спорт и увлеклась театром. И ещё увлеклась Гладышевым.
Из школы я обычно возвращался с Серёгой. Нам было по пути. При этом он кисло жаловался: «Голова гудит, как чугунный рельс!» У меня голова не болела. Я не слишком напрягал её на уроках.
Даже зимой Серж носил чешские модельные туфли с ужасно скользкой платформой. Бывало, я разгонял его по укатанному снегу и направлял в ближайший забор. Затормозить он не мог и врезался в ограду, как хоккеист в бортик ледовой арены.
Потом мы стали ходить втроём. Серёга нёс портфель Лады Саидовой и заранее предупреждал меня: «Только без твоих шуточек!».
Серж говорил Ладе что-то о музыке:
– Ты представляешь, у Баха было двадцать детей!
Я предлагал девушке пострелять из револьвера.
Их дружба продолжалась до выпускных экзаменов. Гладышев зубрил физику на подготовительных курсах в институте, Лада занималась в театральной студии и участвовала в вечерних спектаклях. В общем, обоим было не до того.
Сейчас Лада была в красном плаще, под красным беретом и с красной дамской сумочкой. Чёрные липкие сапоги обтекали её ножки словно змеиная кожа.
– Куда ты идёшь, Красная Шапочка? – зарычал я страшным голосом. – В столь поздний час!
– Ой, ай! Абинский! – воскликнула Лада. – Тебя сразу не узнать. Блестишь, как тульский самовар на выставке!
– Эксклюзивный вариант, – надул я щёки. – Таких в Союзе – человек двадцать пять…
– И?
– Трое из них – лучшие.
– Ого!
– И первый из них – это я!
– От скромности ты не умрёшь! Где столько времени пропадал?
– Да где попало! То Чёрное море, то Белое, то Красное. А ты? Выглядишь потрясающе!
– Судьба моя такая, надо соответствовать. Ты научился говорить комплименты.
– Не покривил душой. И словом тоже.
– Побожись!
– Век воли не видать!
Саидова была прежней и за три года, кажется, не повзрослела.
– Кого-то ждёшь?
– Я не такая, я жду трамвая, – засмеялась Лада. – Сегодня была генеральная репетиция. Завтра премьера и мой выход.
– Ты Анна Каренина на рельсах или Офелия в пруду?
– Надсмотрщица в тюрьме!
– Импосибле, – сказал я, – не тот типаж.
– Ещё как посибле! Мне приходилось играть и зайчика, и даже Бабу-Ягу. После Яги меня и утвердили на роль тюремщицы. Считай, что ты приглашён на премьеру, – Лада открыла сумочку, – держи контрамарку.
– Спасибо, один акт я могу высидеть. Кстати, только что Серж Гладышев звал меня в оперу.
– Серёга? Тебя?!
– Он был не один.
– И как она? – ревниво спросила Лада.
– Тебе