с глубокими залысинами у покатого лба. Острый нос и блестящие мокрые губы.
– Было бы кого соблазнять, – заметил я.
– Се ля ви, Андрей. Пройдёт тысяча лет, а в театре всегда будет так: в Дульсинеи – через койку.
«А в тюремщицы – через ВГИК», – подумал я, но вслух не сказал.
Стол был занят, в основном, напитками. Их было три вида: вермут, портвейн и водка. Посуда отличалась музейным разнообразием. Тут были и керамические шкалики, и гранёные стаканы, и даже спортивные кубки.
Режиссёру наливали водку в кривой рог. Для закуски на столе оставалось мало места. В меню не было изысков: огурцы из бочки, олюторская сельдь, болгарские томаты, варёная колбаса за два рубля, двадцать копеек.
Один тост тут же следовал за другим. Пили за успех спектакля, за прекрасных дам, за здравие режиссёра и всех присутствующих.
Стройный красавец, герой-любовник, поднял кубок с барельефом Юлия Цезаря:
– Товарищи! Надо ставить Хемингуэя! А именно, «По ком звонит колокол».
– Пороху не хватит, – пробурчал ветеран Базыкин.
Артиста это замечание не смутило:
– Роль Джордана папа Хэм написал специально под меня! – заявил он.
Мне было интересно смотреть на театральную публику. Похоже, что здесь собрались одни гении.
Рядом Наум Базыкин наливал портвейн распутной шалаве. При этом жалобно скулил:
– Нюся, мне пятьдесят! Мне уже не сыграть Гамлета!
– И Тома Сойера – тоже, – жестоко заметила Нюся.
– Вот я сейчас уйду! Совсем уйду. Что будет, если я уйду?! – канючил Базыкин.
– Я буду безумно скучать, – ответила Нюся, облизывая куриную ножку.
Базыкин встал и ушёл. Но тут же вернулся и сел за стол:
– Нюся я в самом деле уйду. Совсем уйду от вас. Что после меня останется?!
– Улыбка, Наум, как у чеширского кота! – ответила Нюся.
У Базыкина был полный рот железных зубов.
– Эх, молодёжь! – сокрушался захмелевший ветеран.
Из президиума закричали: «Горько!» Там Алла Порезова в фате и шляпе целовалась с режиссёром Шиловым. Потом какой-то танцор выдал чечётку, а Порезова изобразила кан-кан на столе. Все узнали какого цвета у неё трусики.
Мы с Ладой ушли по-английски, не прощаясь. В фойе остановились у галереи с фотографиями.
– Бойкив, Добружанский, Виббэ, Портнов, – читал я незнакомые фамилии. И не услышал, как Лада тихо сказала себе: «Кому же дать, чтобы получить роль Лауры?!»
Глава 4
В нашем ауле, если хочешь увидеть друга, приходи на улицу Карла Маркса. Это местный Бродвей. В одном его конце тонет в цветочных клумбах дом культуры имени Феликса Дзержинского, в другом – кинотеатр «Шахтёр» Там же баня, магазин и вытрезвитель. Вечером на Бродвее я встретил Серёгу Гладышева. Он рулил на мощном трехколёсном «Урале». Серж лихо тормознул возле меня и сдвинул на лоб мотоциклетные очки:
– Привет, Андрей, я как раз тебя ищу!
– Я