не позволил. Но я люблю ее. Кто бы ее не полюбил?
Бьянке не нужно было меня убеждать, несмотря на все эти разговоры о ластах.
Выехав из Лайонса, она повернула на перекрестке налево, на боковую дорогу к Эстес-парку; когда меня заносило в здешние места, у меня не хватало терпения на то, чтобы ездить этим маршрутом. Холмы окружили нас извилистой чередой вечнозеленых деревьев и красноватых скал. Через несколько миль Бьянка остановилась в местечке настолько живописном, что его впору было печатать на календарях: панорама лугов, гор и сосен. Неожиданно было увидеть здесь церковь, по крайней мере настолько впечатляющую… но Часовню на камне где угодно не построишь.
Похожая на миниатюрный собор, она стояла на мощном скоплении валунов, основание которого с одной стороны обхватывал заросший пруд, похожий на половинку рва. Стены часовни были сложены из неправильной формы камней, идеально прилегавших друг к другу, и возносились прямо, уверенно и высоко к свесам и скатам крыши. В другом месте, в другом времени она казалась бы крепостью, погубившей тысячи облаченных в кольчуги захватчиков. Но узкие полосы витражей говорили о совершенно ином крестовом походе.
Идея церквей всегда нравилась мне больше, чем то, что в них на самом деле происходило… все эти поклонение и самобичевание и оглупление учений до такой степени, что они выходят за пределы человеческого понимания.
Но эту церковь я могла полюбить.
– Мы будем заходить внутрь?
Бьянка покачала головой.
– Не сейчас. На обратном пути можем заглянуть, если тебе нужно.
«Нужно»? Интересно.
Это был хороший день для прогулок на природе. Со стоянки мы свернули в сосновый бор, спускавшийся с далеких склонов и оканчивавшийся у самой церкви. Звуки оставшейся позади дороги стихали, а Бьянка вела меня все глубже, в тишину леса, где пели птицы, а усыпанную шишками землю укрывал мягкий ковер гниющих иголок.
Единожды проведя пальцами по грубой коре, я решила больше так не делать. В декабре мы приносим домой хвойные деревья – обычай, подаренный миру моими предками, теплый и уютный. Но здесь, на природе, я вспомнила, что эти деревья неприветливы, не похожи на дубы, клены и тенистые плакучие ивы. Они колются, и царапаются, и истекают смолой, как будто это дополнительный способ покарать тебя, если ты смог увернуться от веток.
Бьянка показала мне укромную, залитую солнцем полянку, где они с Греггом пять лет назад расстелили покрывало для пикника. Чуть погодя ей захотелось прогуляться, зайти глубже – это было даже не желание, а зов.
Она с радостью подчинилась ему. Недавно, в часовне, Бьянка вознесла благодарность за беременность и попросила кого-нибудь, кто мог ее услышать – Бога или святого, – направить ее и прогнать из головы эти странные настойчивые мысли. Помочь ей стать настоящей матерью, нормальной и не раздираемой противоречиями.
«Может, так она и начинается, – подумала Бьянка. – Материнская интуиция – может быть, она начинается вот с такого ощущения».
Если бы она не